Андрей Прудковский - О Дхане и Земле. Все книги трилогии

Всё бы было хорошо, если бы не было так плохо! За разработку изделия был положен приз в три сотни тысяч долларов и заказ для армии на пару миллиардов долларов. Одиннадцать научных институтов сражались для получения этого заказа, а выиграл его простой слесарь. Сразу же, как узнали, кто победитель, к нему пошли предложения работать под крышей того или иного института либо продать права на своё изобретение тому или другому институту, или вовсе некому неведомому лицу. Тима понял, что дело худо, разобрал свой станок, оборудованный ионной пушкой, затем выкрал с помощью друзей своё изделие и спрятал его на свалке, а сам собрался пуститься в бега, но не успел.

В общем, вывез я Тимофея вместе с нашими солдатами из этого городка. Уже и дороги все были перекрыты милицией, но военных не остановили, только проверили личности шоферов.

После N-ска направлялась наша часть на восток. Там купил Тимофей документы на имя какого-то Ахмеда и остался жить и работать. А винтовку эту призовую он мне подарил. Да ещё периодически он мне подбрасывал партии патронов, так как стандартные для неё не годились.

Я поставил на эту винтовку оптический прицел и так и не расставался с нею всю свою военную кампанию. Много раз она мне жизнь спасала. Скоро и боевики научились меня отличать. Как увидят где моё рваное ухо, так и слышу, ― перекликаются: «Йек-гуш! Йек-гуш!» ― и ни одного уже не увидишь даже на расстоянии в два километра.

На следующий день мы с Любой опять уехали в город. После защиты диссертации Люба стала работать научным сотрудником при зоопарке, а меня устроила там же лаборантом. Целые дни мы проводили в созерцании клеток с грифами, изучали их обычаи, язык, мысли, а вечерами пробовали по очереди превращаться, пока в нашей маленькой комнатёнке. Иногда мы перезванивались по телефону с мамой Валей. Как я и предсказывал, мой Петруха так никуда и не уехал. У него опять было плохо с ногами, а через полгода мама Валя уже говорила о близкой ампутации. У меня при этом возникало совершенно необъяснимое раздражение против моей сестрицы Розы, как будто именно она была виновата во всех бедах моего друга.

Через год мы с Любой приехали в отпуск в наш дом, к маме Вале. Я опять увидел Петруху ― уже без ног он работал сторожем на складе. Петруха сильно изменился: ни шуток, ни лишних разговоров. Сразу вытащил свой заветный свёрток с ружьём, но я не взял. Сказал:

– Пусть побудет пока у тебя, в городе ведь его не спрячешь!

Он согласился и убрал свёрток.

– Как Роза? ― спросил я.

– Не знаю, ― ответил он, ― мы теперь не встречаемся… ― Потом помолчал немного и сказал: ― Знаешь, все мои ребята погибли! А я жив! Никому, кроме тебя, я об этом не рассказывал.

– Таково уж военное счастье.

– Ты был нашим талисманом. Не стало тебя ― вернулась смерть и забрала всех, кого щадила последние годы.

Он опять замолк. Я понял, что это надолго. Молча посидел с ним минут десять, выпил чаю и ушёл.

Всё лето мы провели дома. Уходили с Любой в дальние поля и продолжали наши эксперименты. Скоро мы уже уверенно превращались в двух грифов и освоили простейший полёт с горки в низину.

Петруху я больше не видел, уж больно тяжело мне далась последняя встреча. Я слышал, что он уже не охраняет склад, а работает в слесарной мастерской при госпитале.

В конце августа мы с Любой вернулись в город. И тут ― неожиданная телеграмма: Петруха и Роза решили пожениться. Мы с Любой так и не поехали на свадьбу. Я всё ещё ощущал некое противление такому развитию событий, не мог представить эту свадьбу, как мне казалось, со слезами на глазах, с безногим инвалидом. А Любочка просто не могла отлучиться, на неё повесили заведование всей секцией хищных птиц.

Думали выбраться на недельку в октябре, но в октябре уже была война. Из города никого не выпускали. Странная это была война. Никакой мобилизации, зато охрана и колючая проволока вокруг города. Всех в город пускают и никого без разрешения не выпускают.

Теперь я передаю перо Любе, так как только она может написать об этом самом трагическом этапе жизни нашей семьи.

Люба ― о нашей предвоенной жизни

Студенческая жизнь моя была небогата событиями. Учёба, учёба, практика в зоопарке… В свободное время ― друзья, в основном мужского пола, которые быстро становились моими любовниками и ещё быстрее сменялись новыми увлечениями. Я не могла долго выносить их глупость и предсказуемость. Казалось, каждый следующий будет не такой! Но через пару недель я убеждалась, что ошиблась, что всё это одно и то же. Тем временем пришло известие о возвращении брата из армии. На встречу я не поехала, дел было много перед защитой диплома, да и не слишком-то привлекал меня его образ щуплого мальчишки, оставшийся со школьных лет. Радек нашёл меня сам как раз перед защитой. Я была приятно поражена его возмужалым видом так, что не захотела сразу его отпускать, пока не расспрошу как следует о его военной жизни. Так он остался на ночь в моей общежитской комнатёнке.

– Почему бы и нет? ― подумала я, забыв, что Радек прекрасно читает мои мысли.

– Почему бы и нет? ― ответил он мне мысленно. И тела наши сплелись во взаимном экстазе, сопровождаемом полным мысленным единением. Ничего подобного я не испытывала ранее, а Радек ― тем более. Так мы нашли свою судьбу! Но приличия заставляли нас таиться от окружающих, ведь официально мы считались братом и сестрой.

Защита моя прошла прекрасно, а Радек, вот удивительно, не уехал из города. Его командование потребовало, чтобы он никуда не уезжал. И он остался, к нашей общей радости, в моей маленькой комнатёнке. Всё это было очень странно, временами я замечала чьё-то ненавязчивое внимание к нашим незначительным персонам. Иногда обнаруживала топтуна у порога нашего дома, просвечивала примитивные его мысли и убеждалась, что тому приказано только наблюдать и докладать, а кому ― неизвестно. Впрочем, к этим странностям работы секретной службы я была привычна ещё со времён моего детства. Моя мама тоже всегда была под наблюдением и никогда этого не боялась.

А потом началась война. Как уже написал Радек, это была очень странная война. Никакой мобилизации и никакой информации. Все газеты закрыты, почта, телеграф, телефон ― не работают. По радио ― только восхваления наших доблестных военных сил, сдерживающих коварного врага.

Но я-то знала, как всё обстоит на самом деле. Благодаря моим талантам я могла часто связываться мысленно с мамой и Розой (до войны я почему-то избегала мысленных контактов с Розой, так как при этом я болезненно чувствовала всю чуждость её мыслей, а потому и с мамой старалась говорить только по телефону, после начала войны ― всё изменилось). А Роза… она могла мысленно облететь всю Землю и много более того! Она знала всё, но мало что понимала.