Василий Лягоскин - Девять жизней Кота. Книга вторая: «Великое княжество Московское»

Олег же, хлопая вместе с остальными заслуженному герою, гадал, пока тот возвращался в строй, уже не так бодро – упадет или нет на пол достаточно тяжелая на вид золотая Звезда, которую Рюриков просто прихлопнул на грудь генерала, и так полную наград. Не упала. А Олег опять ушами едва не прохлопал – князь, оказывается, теперь славословил его самого. Не вдаваясь, впрочем, в подробности. Но про Черный ковен упомянул, вызвав от соседей слева волну изумления, и даже уважения, если не страха. Обращенную теперь к нему, Олегу Котову. Сосед же справа, кажется, опять заснул стоя.

Сам Кот, не веря ушам, печатал шаг навстречу улыбкам князей и их ближнего окружения, за своей наградой, неоправданно высокой, на его взгляд. И эмоции большинства в зале это подтверждали. Разве что не гудели люди от возмущения. Но, конечно, отказываться Кот не стал; доказывать с пеной у рта, что не достоин, и что… В общем, прихлопнули ему на грудь Звезду Александра Невского, пустили «по рукам», где Великая княгиня, Ее Светлость Ирина Святославовна, и потискала, и расцеловала в детские щечки, горевшие как бы не от стыда. Остальные опять ограничились рукопожатиями; разве что тезка подмигнул весело, а старец в черной рясе, какой-то тиаре, усыпанной драгоценными камнями, и с большим крестом на пузе задержал детскую ладошку чуть дольше, чем остальные.

Олег нашел в себе силы, отчеканил благодарность княжеству (только ему, но не властителю), как репетировал вчерашним вечером, и вернулся на свое место – почти копируя старичка-генерала. Дальше все пошло по накатанной. Не считая нескольких недоуменных, и даже злых взглядов, которыми кавалеры высоких наград одарили юного героя – когда оказывались против него. Всего же награжденных оказалось шестнадцать человек – это вместе с Олегом и генералом Самойловым. Кот к окончанию церемонии несколько пришел в себя; попробовал осмотреть награду особым зрением, и ничуть не удивился, определив, что с внутренней стороны звезды крепится какой-то кристалл с плетениями внутри.

– За счет его и держится на груди, не падает, – Олег едва удержался, чтобы не потрогать, даже погладить награду, – а может, артефакт еще и привязку имеет, к хозяину, так сказать. Чтобы не умыкнул кто. Дорогая, наверное, звезда эта. Сколько камней на золоте и эмали. И герой ледового побоища на ней как живой. Настоящий художник ваял, не штамповка.

А церемония, как оказалось, этим не закончилась. К очередному ужасу Олега Котова. Теперь он совсем был готов провалиться сквозь пол из плашек ценных пород деревьев. Его подвиги, тоже сильно завуалированные, начала превозносить Великая княгиня. Впрочем, главное она сказала – о спасении детей Рода Рюриковых. И за это, как оказалось, полагалась еще одна Звезда, теперь Георгиевская. Георгий Александрович разрешил провести церемонию княгине. Которая не отказала себе в удовольствии еще раз расцеловать совсем не пухлые детские щечки.

Олег же теперь насторожился. По всему выходило, что это торжество устроили, чтобы вот так шумно, с намеком, отметить его, Наследника Рода Котовых.

– Кому-то подали знак, – решил Кот, – кому, и зачем? А тебе что надо, старче?

Это он едва не высказал вслух – попу, который никак не отпускал его руку. А потом начал говорить, когда понял, что Олег все же обратил внимание на него:

– Позволь, Георгий Александрович, и от лица всей Церкви православной отметить подвиг отрока. Заслужил, битвой своей с исчадьями ада.

– Отметили уже, – чуть резче необходимого ответил ему Великий князь, – дважды отметили.

– То дела мирские, – священник, имя которого Олег вспомнил только что – Алексий, митрополит Московский – так и не отпускал детскую ладошку, – а я говорю о деянии, в котором юноша этот сразил исчадие своей рукой. Чему был свидетель из числа иерархов церкви…

– О чем это он? – изумился Олег, уже не пытаясь выдернуть свою ладошку из костлявой кисти митрополита, – какое исчадие, и какой иерарх? А может…

В голове проскочили попеременно две картинки, которые в реальности произошли совсем рядом, практически одно за другим. Суровое лицо монаха во дворце князя Бельского, на праздновании именин его супруги, и, буквально через полчаса, или чуть позже, безголовое тело командора ковена, сползающее вниз по стеклянному куполу.

– Значит, – сделал вывод Олег, – старец тогда не ушел; видел, быть может, мой удар по «исчадью». Сделал какие-то выводы, и донес их до этого старика. Который чего-то ждет. Боится этого «чего-то», но и настроен решительно. Значит, надо ему подыграть. Не помру, может быть. Ну, ладно (он поднял голову, тяжко вздохнул, и кивнул митрополиту, открывая рот), дяденька поп, давайте и свою звезду, до кучи. Чтобы еще раз не приезжать.

Священнослужитель несколько раз открыл и закрыл рот – словно рыба, вытащенная из воды. Теперь в его эмоциях преобладала оторопь, переходящая в возмущение. Однако справился; выпустил детскую ладошку из руки, и махнул рукой повелительно, куда-то за спину Кота. Последний же в эту паузу посмотрел налево, поочередно на Великого князя, несколько покрасневшего, скорее всего от злости. Потом на Ирину Святославовну, едва заметно пожавшую плечами, и на тезку, который опять оскалился в белозубой улыбке. Вот кто был совершенно спокоен.

– И, кажется, из мелкого конфликта готов извлечь максимум пользы. Только для кого?

Еще один поп, чуть поплотнее и пониже митрополита, но с более густой, чем у него, только начавшей седеть окладистой бородой, поднес начальнику какой-то ларец; и даже открыл его. А тот потянул из полированного ящичка длинную, и явно тяжелую цепь, закончившуюся массивным крестом с огромным камнем в перекрестье.

– Награждаю тебя, отрок, крестом великого воина православного воинства Пересвета! – торжественно провозгласил он, поднимая награду над головой.

Сначала над своей – наверное, чтобы всем в зале было видно. И только после затянувшейся паузы, в которой никто и никак не отреагировал на эту награду, безусловно очень значимую, опустил крест с цепью; резко, так, что крест больно стукнул… по самому сокровенному, куда он достал своим нижним концом.

– «Нижним концом!», – злобно повторил Олег, морщась и от этого удара, а главное, от невидимой, но очень жесткой искры, ворвавшейся в тело чуть повыше отбитого места, и буквально вцепившейся во что-то внутри.

Что-то очень важное, неделимое до сих пор в организме, а может, в душе Олега Котова. И неизвестно, как бы отреагировал Олег дальше; вытерпел бы боль, сравнимую с той, что пришлось перетерпеть внутри сферы, от бордового огня врага, если бы искра эту, росшая с каждой секундой, в какой-то момент не сунулась неосмотрительно в левую руку, в большой палец, что так привычно лежал на золотой нашлепке «егерского кортика». Сунулась, и исчезла без следа. А Олег уставился на священника с понятным возмущением в голосе: