Олег Трегубов - Хлебать – не расхлебать

Сказав это, он убрал со стола тряпку, и я увидел коробок спичек и несколько упаковок с антибиотиками.

– Никакие это не колдовские штуки, – начал оправдываться я.

– А ещё у нас есть свидетель, – перебил меня инквизитор. – Привести!

Его помощник подошёл к двери, открыл её и дал кому-то указание. Не прошло и трёх минут, как в комнату вошли двое: тюремщик и ещё один человек, лицо которого показалось мне смутно знакомым. Тюремщик усадил его на стул напротив инквизитора, а сам отошёл обратно к двери.

– Видел ли ты этого человека прежде? – спросил Габриэл.

Тот бросил на меня быстрый взгляд и кивнул.

– Где и когда?

– Около недели тому назад в лесу. Мы сидели ночью возле костра, а он вместе с каким-то мальцом вышел на нас.

Так вот кто это был – чумной разбойник! Я его тоже узнал. Вроде бы тот самый, которого я ударил ногой по колену, только тогда на нём был капюшон, поэтому я его не сразу вспомнил. Сейчас же он сидел и рассказывал, с какой лёгкостью мне удалось в одиночку раскидать всю их ораву, а ещё показал инквизитору, как пользоваться спичками. По идее, теперь они могли казнить меня безо всякого признания. Но после того как тюремщик увёл свидетеля, Габриэл спросил ещё раз:

– Ну так что, признаёшься в колдовстве и сговоре с дьяволом? Мы тебя всё равно сожжём, но лучше признайся и покайся, тогда ты сбережёшь свою душу. Что скажешь?

Немного подумав, я ничего не ответил, рассудив, что объявить себя колдуном я всегда успею. Инквизитор же принял моё молчание за отказ и, грозно сдвинув брови, заявил:

– Что ж, ты горько пожалеешь о своём упрямстве. На дыбу его!

Тут же экзекуторы открыли дверь моей клетки и потащили меня к верёвке. Но в памяти ещё свежи были мучения несчастной женщины, и мне нисколько не хотелось испытывать на себе то же самое, ведь от этого результат не изменится. А когда мои руки заломили за спиной и начали привязывать к ним верёвку, я закричал:

– Не надо! Я сознаюсь в колдовстве, сознаюсь!

– Вот и правильно, – оскалился Габриэл. – Увести его, сегодня ещё много кого нужно допросить.

Один из экзекуторов выглянул в коридор и позвал тюремщика. Тот привёл остальных, и вскоре меня опять окружили четыре человека.

– А что теперь со мной будет?! – спросил я возле самой двери.

– Я разве не сказал? – удивился инквизитор. – Завтра тебя сожгут на костре.

Затем меня вывели из комнаты, мы прошли вперёд, поднялись по лестнице на второй этаж, и я вновь оказался в небольшой одиночной камере. У меня было такое чувство, что голова моя заполнилась ватой, поскольку никакие умные идеи о спасении туда приходить не желали. Я думал только о том, что сегодня мой последний день, а завтра меня уже не станет.

С такими невесёлыми мыслями я просидел весь остаток дня и опомнился лишь с наступлением ночи. Камера погрузилась во тьму, поскольку луна ещё не успела доползти по небу до моего окна, и я решил попробовать уснуть, рассудив, что незачем терзать себя понапрасну. Лучше уж напоследок хорошенько выспаться, тем более мой организм после дневных испытаний нервной системы сильно ослаб, так что его не нужно было уговаривать.

Но стоило мне только задремать, как откуда-то издалека до меня донёсся шум. Я открыл глаза и прислушался, но в тёмную камеру не долетало больше никаких посторонних звуков. Вполне возможно, что и тот шум, похожий на звук падающего мешка с песком, мне просто причудился. И я хотел уже снова закрыть глаза, как внезапно на улице прямо под моим окном прозвучал отчётливый голос:

– Сэйлак, ты здесь?

Сердце моё затрепетало от радости, ведь я узнал бы этот голос среди тысячи других. Он принадлежал Вивьен – женщине, которую я так долго искал, но которая в итоге сама меня нашла.

В тот же миг я вскочил на ноги и бросился к окну, опасаясь, что если промедлю хотя бы немного, то неизвестно откуда взявшаяся Вивьен может раствориться в воздухе, словно мимолётное видение. Но когда я подбежал к решётке и выглянул на улицу, мои опасения развеялись. Внизу прямо под окном моей камеры стояла женщина, лица которой я не мог разглядеть в темноте, но понял совершенно ясно, что это и есть та, о ком я думал все эти дни. Правда, меня она пока не заметила, а просто вертела головой, пытаясь определить моё местонахождение среди зарешёченных тёмных квадратов. Неподалёку от неё возле стены здания, что располагалось напротив, лежало тело стражника. Вероятно, Вивьен оглушила его сзади, и звук падения тела как раз и разбудил меня.

– Сэйлак! – прозвучал повторно дорогой и близкий моему сердцу голос, и я окончательно убедился, что не сплю.

– Я здесь, – отозвался я, но тихонько, чтобы не привлекать внимания тюремщиков за дверью.

Тем не менее, она услышала меня и тут же подняла голову.

– Какое счастье, что я тебя нашла! – не сдержав эмоций, воскликнула женщина, и я испугался, что её бурная реакция может нас выдать.

– Тихо, – прошептал я в ответ, и она, спохватившись, зажала рот ладонью.

Примерно с полминуты мы молчали, но стражники так и не появились ни на улице, ни в моей камере. Убедившись, что всё обошлось, Вивьен снова обратилась ко мне, но уже шёпотом:

– Что теперь делать? Как вернуться обратно?

– Для этого нам с тобой необходимо обняться, и тогда возвратная сила перенесёт нас к твоему отцу. Только мне никак не выбраться из камеры. Надо придумать, как тебе сюда залезть.

– Так у меня есть верёвка, – выдала она радостную весть и скинула с плеча на землю вещевой мешок. – Я попробую докинуть её до тебя.

Вивьен вытащила из мешка моток и начала разматывать его.

– Не надо, кидай лучше всю, – остановил я её. – Конец верёвки слишком лёгкий, ты можешь не докинуть его.

– Хорошо, – отозвалась она, а затем размахнулась и со всей силы подкинула этот моток вверх.

Первая же попытка оказалась удачной. Я поймал верёвку и затащил в камеру через решётку, а затем привязал её конец сразу к двум прутьям. Проверив узел и убедившись в его надёжности, я сначала хотел выбросить верёвку обратно, но подумал, что при падении она может издать лишний шум, и аккуратно спустил её вниз.

– Я полезла, – произнесла Вивьен.

Она стала карабкаться наверх, только у неё это не очень хорошо получалось. А учитывая то, что второй этаж тюрьмы находился довольно высоко над землёй, я решил ей помочь и принялся подтягивать верёвку к себе. Но внезапно тишину ночи со стороны площади разорвал чей-то звучный голос:

– Тревога! Кто-то карабкается на стену!

А в следующее мгновение, отражаясь эхом от тюремных стен, раздался тяжёлый топот ног.

– Быстрее! – воскликнул я и начал тянуть верёвку с удвоенной силой.

Казалось, ещё каких-то десять секунд, и мне удастся подтащить Вивьен к решётке, но тут из коридора тоже донеслись крики, и почти сразу в замке заскрежетал ключ. «Только бы успеть, только бы успеть», – крутилась у меня в голове одна и та же мысль. Я слышал, как дверь распахивается, как будто бы от удара ноги, и в камеру врываются разгневанные тюремщики, готовые забить нас до полусмерти. Но и руки мои уже почти коснулись Вивьен. Ещё одно последнее усилие, и вот, наконец, я подхватил её, подтянул к решётке и обнял. При этом наши лица оказались почти вплотную друг к другу, и я ощутил на себе её горячее дыхание.