Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы

– Почему? – удивился Николай.

– Танки впервые увидели, – хохотнул доброволец. – Ну, про вертолеты с «МиГами» я и не говорю. Вот и не верят, что мы свои. А что, тоже неплохо – марсиане, а?

– Неплохо…

Вспомнилось письмо с вырезанной подписью из серой папки цековского архива. Тот, кто писал из Кащенки, был уверен, что землю захватили марсиане. Бред сбывался – марсианские боевые машины под звуки «ламбады» торили путь к Столице…

– Господин Лунин?

Келюс обернулся и увидел Тургула. Антон Васильевич почти не изменился со дня их первой встречи, только теперь на нем было не пальто-реглан, а черная кожаная куртка, похожая на те, что носили авиаторы.

– Я здесь, в некотором роде, инкогнито, – улыбнулся генерал, заметив взгляд, брошенный на куртку. – Отдал на растерзание репортеришкам заместителя, а сам решил этак незаметно подобраться к вам, Николай Андреевич. Честное слово, рад вас видеть!

– Здравствуйте, Антон Васильевич, – тихо ответил Келюс и замолчал. Когда-то ему хотелось доспорить с генералом, но теперь, посреди сгоревшего Мценска, разговаривать не было не о чем.

– Как видите, я оказался прав, – Тургул кивнул на стоявший посреди площади танк. – Гражданская война не кончится в ноябре 20-го, как написано в ваших учебниках. А если кончится, то совершенно иначе. Как вы назвали такие войны? Интертемпоральные?

– Интертемпоральные… Антон Васильевич, как вы думаете, полковник Корф одобрил бы все это? Чтобы «Градами» – по жилым кварталам?

– Миша всегда был идеалистом, – развел руками генерал. – Как и вы сами, господин Лунин. Впрочем, мне проще, у меня есть приказ – и я его выполняю. Если бы я тоже начал рефлексировать… Ну, не поминайте лихом. Идем на Тулу!

Генерал протянул руку, затем подбросил ладонь к козырьку и шагнул к ожидавшей его возле сгоревшего укома машине.

Корреспонденты разбежались по соседним улицам, танк взревел мощным дизелем и заскрежетал гусеницами по разбитой мостовой, и Николай остался один посреди мертвого города. Он никогда не бывал в Мценске, и не мог представить, как выглядел город до войны. Сейчас же здесь можно было встретить лишь сновавших по пустым улицам солдат, кое-кто из них уже успел изрядно выпить, вдалеке слышалась стрельба, женские крики и шум танковых моторов. Несколько раз Лунина останавливали неприветливые патрули. Выручал пропуск, полученный в Харькове.

На городском кладбище Николай увидел свежую братскую могилу. Под памятником с деревянным крестом были неровно выписаны полтора десятка фамилий – три офицера и двенадцать нижних чинов. Мелькнуло что-то знакомое: «Лейтенант Горкин», и Келюс вспомнил парня со шрамом на щеке. Лейтенанту Горкину уже никогда не вернуться на свой Марс…

…На обратном пути корреспонденты уже не шумели и не смеялись. Некоторые тихо переговаривались, большинство же молчало. Джон Джагер, оказавшийся в одной машине с Луниным, тоже заметно увял и, сбиваясь на английский, принялся рассказывать о битве под Верденом, где он был репортером, то и дело повторяя: «Но там такого не было! Это не война, это бойня!» Спорить не приходилось, и Келюс отмалчивался.

На Харьковском вокзале репортеры быстро разбежались. Лунин облегченно вздохнул и решил пройтись пешком, но, как только он вышел на привокзальную площадь, от управления Южной железной дороги медленно отъехала большая черная машина. Келюс обратил внимание, что шофер был не в обычной кожанке, а в форме, стекла же закрывали плотные занавески.

«За мной», – решил Николай, привыкший уже не ошибаться в таких случаях. Автомобиль затормозил, из раскрытой дверцы появился хмурый офицер, и Келюс понимающе кивнул – именно этот штабс-капитан уже беседовал с ним в подвале Технологического. Последовало непременное: «Господин Лунин? Прошу!». Николай хотел было потребовать ордер, но рассудил, что в 20-м году такие шутки еще меньше понимают, чем в 1992-м.

Он был усажен на заднее сиденье, контрразведчик сел рядом, и автомобиль тронулся. Шторки на окнах надежно закрывали обзор, но маршрут был ясен и так. Где находится контрразведка Добровольческой армии, в Харькове знал каждый.

Николая высадили посреди огромного пустого двора. Офицер предложил следовать за ним, и вскоре Келюс уже шел длинным, плохо освещенным коридором мимо долгого ряда запертых дверей. Пару раз навстречу попадались какие-то испуганные люди в сопровождении равнодушной охраны. У одного из конвоируемых руки были связаны за спиной, а на лице запеклась кровь. Николая передернуло, и он предался невеселым размышлениям, куда доведется попасть – в кабинет или сразу в камеру.

Вскоре его любопытство было удовлетворено. Контрразведчик отпер одну из дверей, щелкнул выключателем и предложил зайти. За дверью оказался кабинет, как две капли воды похожий на уже виденный в подвале Технологического. Келюс сел на предложенный ему стул и принялся ждать вопроса о фамилии-имени-отчестве. Но случилось иное – штабс-капитан не стал доставать ни бумаги, ни ручки.

– Господин Лунин, – поинтересовался он, – кто из ваших родственников участвует в войне на стороне красных?

– Не знаю, – растерялся Николай, – кто-то, наверное, участвует.

– Лунин Николай Андреевич вам знаком?

– Это же я! – еще более удивился Келюс.

– Ваш родственник, Лунин Николай Андреевич, – терпеливо повторил офицер. Николай недоуменно пожал плечами, но тут же его ударило: Лунин Николай Андреевич! Дед…

– Понятия не имею! – сухо ответил он. – А в чем дело?

Он ждал сакраментальной фразы о том, кто здесь задает вопросы, но контрразведчик ответил сразу.

– Несколько дней назад под Орлом попал в плен комиссар Онежского полка Лунин. Его почему-то доставили сюда и приказали организовать вам встречу.

Кто именно отдал приказ, уточнено не было.

– Я и подумал, что это ваш родственник, – пояснил офицер. – Ну хорошо, сейчас его приведут сюда. Если будет драться, стучите в дверь.

Он вышел, оставив Николая одного в пустой комнате с зарешеченным окном и голыми, грубо побеленными стенами. Келюс внезапно почувствовал себя совсем плохо. Оставалось надеяться на невероятное совпадение…

Дверь открылась, и за порог ступил невысокий парень в новой гимнастерке без погон, больших, не по размеру сапогах и офицерских галифе. С первого же взгляда было ясно, что пленного недавно переодели. Парень огляделся и с легкой усмешкой посмотрел на Николая.

…В Доме на Набережной не сохранилось фотографий Лунина-старшего времен гражданской, но этого и не требовалось. Келюс даже не догадывался, насколько похож на деда. Только теперь он был лет на десять старше комиссара Онежского полка…

– А я уж скучать начал. Что, вспомнили, наконец?