Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы

Дед явно принимал Келюса за следователя.

– Вспомнили, – выдавил из себя внук. – Садитесь… Садись…

Лунин-старший сел, по прежнему иронически улыбаясь. Молодой комиссар не боялся контрразведки.

– Ну чего, протокол писать будем?

Келюс вздрогнул. Обычно дед выговаривал это слово правильно, но, если хотел высказать свое отношение к подобным бумажкам, ударение перемещалось на первый слог.

– Не будем, – с трудом выговорил он, – я не следователь.

– Это как? А вообще-то, и не похож, тут все больше офицера – золотые погоны… А кто ж ты будешь?

– Они… они думают, что мы родственники, – заспешил Николай. – Меня привезли сюда…

– Опознать, что ль? – удивился дед. – Так я и не скрываю! Лунин я, Николай Андреев.

– Я тоже Лунин Николай Андреевич, – вздохнул Келюс. – Они… Они хотят узнать, родственники ли мы, чтобы ты… Чтобы ты стал заложником…

– Постой-постой! – дед нахмурился, слегка наморщил лоб, сразу став старше. – Погоди, тезка… Кажись, сообразил! Значит, ты им нужен, и они вместо того, чтобы вздернуть меня на первой же сосне, приволокли раба божьего сюда? Крепко, выходит, ты им нужен, Лунин!

– Крепко…

– Ну и зря старались! – лицо деда стало серьезным, серые, такие знакомые Николаю глаза зло блеснули. – Скажи им, что маху дали, господа золотые погоны! Не родич ты мне, потому как среди Луниных буржуев не имеется!..

…В августе 91-го дед называл его врангелевцем. Здесь Келюс попал в «буржуи»…

– Постой-постой, парень! – в голосе комиссара Лунина впервые послышалось беспокойство. – Дай-ка я на тебя взгляну. А ведь и вправду, вылитый батя в молодости… Ты-то сам откуда?

– Из Столицы.

Дед медленно встал, шагнул вперед, но Келюс, вовремя вспомнив, что у стен бывают уши, быстро приложил палец к губам. Лунин-старший понял сразу – и со значением подмигнул.

– Не-а, не сходится. Костромские мы, в Столице ввек не жили. Так что обознались господа хорошие!…

Их глаза встретились, и Келюсу вновь стало не по себе – взгляд деда был тот же, что и через много лет, только молодые глаза сияли ярко и под ними не было привычных морщин.

– Ты чего, тезка? – удивился комиссар. – Плачешь, вроде? Ты это брось, так они тебя враз сломают!

– Лампа светит, бином! – заставил себя усмехнуться Келюс. – У меня от яркого света всегда глаза слезятся.

– Бином – это чего-то математическое? – дед вновь подмигнул. – Эх, жаль наукам не обучен!.. Так что пусть тебя в покое оставят, а не оставят – пошли-ка ты их, тезка! Тут ведь главное слабины не показать, понял?

– Понял!

Николай встал. В ту же секунду дверь в комнату отворилась, и на пороге возник штабс-капитан.

– Держись, Лунин, – дед протянул крепкую мозолистую ладонь. – Счастливо!

– Счастливо, комиссар!

В комнату вошел конвоир, и Лунин-старший, смерив насмешливым взглядом штабс-капитана, вышел в коридор.

– Поговорили? – поинтересовался контрразведчик, усаживаясь за стол. – Не родственник?

– Поговорили, – Келюс отвернулся. – Не родственник!

Хотелось спросить, что теперь будет с красным комиссаром, но Николая понимал, что делать этого нельзя.

– В таком случае, господин Лунин, прошу за мной!

Офицер встал, одернул мундир и кивнул на дверь.

Они снова ехали по городу, на этот раз очень долго. Занавески на окнах были опущены, а сидевший рядом штабс-капитан упорно молчал. Впрочем, Келюс и не собирался пускаться в расспросы. Наконец, авто остановилось, контрразведчик открыл дверцу машины, и Николай вновь оказался во дворе. Но на этот раз это был маленький уютный дворик одноэтажной виллы с изящными ионическими колоннами и античными масками на стенах.

– Вам наверх, – штабс-капитан кивнул на высокое крыльцо. Николай не стал спорить. Уже поднимаясь по ступенькам, он заметил, что окна занавешены темными гардинами. В передней неярко горело электричество. Келюса встретил молчаливый офицер с погонами прапорщика, который молча кивнул и указал на одну из дверей. За нею было совсем темно, только под образами неярко светилась стеклянная лампадка.

– Прошу обождать, – прапорщик кивнул на глубокое кресло, стоявшее у небольшого столика. Лунин подошел ближе и застыл от удивления – на столе красовались три бутылки «Кока-колы».

– Не стесняйтесь, пожалуйста. Принести пепельницу?

– Да, – кивнул Келюс, – спасибо.

Прапорщик появился через несколько секунд с большой мраморной пепельницей, после чего, сочтя свой долг исполненным, удалился. Николай сел в кресло и взял со стола одну из бутылок. Дата на этикетке не оставляла сомнений – заокеанский напиток прибыл оттуда, откуда и он сам. Значит, в этом мире не только летают «МиГи» и бьют танковые пушки с лазерным прицелом. Кое-кто предпочитает «Кока-колу»…

Захотелось курить, и Лунин вынул из кармана пачку «Дюшеса». Последняя папироса выглядела не лучшим образом. Николай покрутил ее перед носом, вздохнув, достал зажигалку.

– Не спешите, Николай Андреевич, – услышал он густой, немного тягучий голос. Кто-то, почти незаметный в темноте, стоял в дверях. Келюс вскочил.

– Здравствуйте, господин Лунин!

В комнату вошел высокий крепкий мужчина с огромной гладко выбритой головой.

– Бросьте эту ерунду, у меня есть «Ронхил». Впрочем, если предпочитаете «Яву»…

– Здравствуйте…

Келюс узнал этого человека. Высокий полковник с бритой головой несколько раз встречался ему за эти месяцы. Каждый раз он вежливо здоровался и каждый раз Лунин замечал у него в руках столь непривычные в этом мире сигареты. На этот раз полковник был не в форме, а в белом костюме с широким, таким же белым, галстуком.

Закурив, любитель «Ронхила» поудобнее устроился в соседнем кресле и принялся с удовольствием дымить дорогой сигаретой. Николай решил ни о чем не спрашивать. Поездка на фронт, встреча в контрразведке, полутемная комната – все это неспроста. Чего от него ждут? Что он начнет просить за деда?

Полковник докурил сигарету до самого фильтра и откинулся на спинку кресла. Николай последовал его примеру.

– Мы с вами, кажется встречались, Николай Андреевич, – голос любителя «Ронхила» был спокоен и даже добродушен, – причем, насколько я помню, не только в году от Рождества Христова 1920-м. Вас это не удивляет?

Келюс ничуть не удивился. О чем-то подобном он уже начал догадываться.

– Здесь я занимаю небольшой пост при Особом Совещании, но… Не в этом дело… Значит, не выдали деда?

– А я что, Павлик Морозов? – не выдержал Лунин.

– Вы оба неплохо держались. Между прочим, идея с очной ставкой не моя. Контрразведка расстаралась. Почему-то подобные учреждения вас очень не любят, Николай Андреевич! Понимаю, о чем вы думаете. Этакий шантаж – почти по Бредбери. Вчера раздавили бабочку, а сегодня президентом Северо-Американских Соединенных Штатов становится какой-то негодяй. Или, как в данном случае, красного комиссара Лунина отдают под военно-полевой суд со всеми последствиями, а господин Лунин-внук растворяется в воздухе как никогда не бывший. Забавно?