Сергей Юрчик - Прав ли Бушков, или Тающий ледяной трон. Художественно-историческое исследование

Ну, подумайте, могли подобные типы добровольно идти на фронт?

А насчёт «штрафной» армии Рокоссовского доподлинно известно, что была такая армия. И не одна. И не один Рокоссовский в этих армиях командовал. Читайте про «чёрные дивизии» в суворовском «Ледоколе». Во-первых, формировались они не по принципу добровольности. Это, по сути дела, была своеобразная форма мобилизации. «Мужики там (в лагерях – С. Ю.) к порядку приучены, в быту неприхотливы и забрать их из лагерей легче, чем из деревень: все уже вместе собраны, в бригады организованы, а главное, если мужиков из деревень забирать, без слухов о мобилизации и войне не обойтись. А Сталину всё надо тихо, без слухов». (В. Суворов. Ледокол. См. примеч. 59.) Во-вторых, уголовники там если и были, то в незначительном меньшинстве, а большинство составляла как раз 58-я статья. Знал товарищ Сталин, что уж от кого-кого, а от своих бывших коллег по ремеслу доблести и самоотверженности никогда не добьётся!

Распространению легенд способствовал и Варлам Шаламов, анализировавший в своём исследовании о блатных причины так называемой «сучьей войны», сотрясавшей ГУЛАГ в конце 40-х – начале 50-х годов. «Суками» «честные воры» называли тех из своей среды, кто пошёл на сотрудничество с милицией или лагерной администрацией. Эти две воровские категории люто враждовали друг с другом. После войны кроме собственно воров и сук в лагерях якобы появились ещё вернувшиеся с фронта те самые воровские добровольцы. Видимо, их патриотизм, благородство и сознательность почему-то угасли немедленно после окончания войны, они принялись за старое и вскоре оказались на тех же нарах, с которых в своё время отправились защищать советскую родину. Не то будучи в массе своей в невысоких рангах в воровском мире, не то вовсе разжалованные из воров в простые мужики за то, что пошли на службу государству, они потребовали у крутых паханов-законников своей доли власти и привилегий в лагерном мире, откуда, собственно, и война.

Дерзну предположить всё же, что Шаламов в данном вопросе ошибся. Не было никакой волны воров-добровольцев, вернувшихся потом в лагеря. В лагерях оказалась часть обычных фронтовиков, не нашедших себе места в послевоенном мире. Фронтовая привычка решать все проблемы силой и исковерканная войной психика (тогда ведь и не слыхивали о такой экзотике, как психологическая реабилитация участников военных конфликтов) толкнули их на путь преступлений. Вот эти люди, оказавшись за решёткой и колючей проволокой, решительно не понимали, почему они должны подчиняться традиционной воровской аристократии и вступили с ней в жестокую схватку за место под тусклым северным солнцем.

Обострение борьбы «за передел сфер влияния» в лагерном мире совпало с выделением в нём специальных «особых» лагерей для части осуждённых по 58-й статье, тех, кто представлялся советскому руководству наиболее опасным в политическом смысле. Войдите в положение уголовников – годами они счастливо жили, паразитируя на запуганных и покорных политических, и вдруг количество их под боком значительно уменьшилось! Да ещё женщин отделили в женские зоны! (1946 – 1948.) Одно это способно вызвать озверение, а уж если исчезают те, за счёт кого можно было легко подкормиться… Остаётся пожирать друг друга.

А ещё вмешалась лагерная администрация, которой к тому времени, как и всей советской и партийной власти эти «социально-близкие» осточертели хуже горькой редьки. Поддерживая одни группировки против других, «начальнички» провоцировали резню и добивались сокращения воровского поголовья.

Это, разумеется, моё личное мнение. Буду рад услышать аргументы любого, кто попытается подтвердить его или опровергнуть.

Представителям 58-й статьи выделение в «особые» лагеря тоже облегчения участи не принесло, не для того оно было задумано. Лагеря эти неофициально именовали каторжными . В них были усилены меры охраны и ужесточён режим. Бараки, в которых жили заключённые, были превращены в большие тюремные камеры с решётками на окнах, с внесением параши и запиранием на ночь. Кроме того, для нарушителей режима имелись обязательно каменные внутрилагерные тюрьмы и штрафные бараки, так сказать, зоны в зонах . У нацистов позаимствовали систему нумерации заключённых с пришиванием на лагерные робы номеров (возможно, дело шло и к тому, чтобы номера татуировать на теле). Порядок был наведён везде идеальный, с подъемом и отбоем точно вовремя, с передвижением строем, кое-где даже с опусканием ложек в баланду по команде. (См. примеч. 60.) Повсюду в каторжных лагерях была максимально ограничена связь с волей: два письма в год и уж, разумеется, никогда никаких свиданий. Заключённым категорически запрещалось иметь деньги и какое-либо личное имущество, например, что-нибудь из одежды (это считалось подготовкой к побегу и влекло за собой следствие и новый срок!), даже фотографии близких отнимались и уничтожались. Начальство «доставало» заключённых частыми обысками – и личными, и обысками бараков даже с поднятием полов и разламыванием печей. Свободное время вечером и редкие выходные старались занять внутризонными хозработами.

Надо ли говорить о том, что основную работу каторжанам старались подобрать тяжелейшую из всего, что можно было найти в окрестности?

Чтобы отличать «особлаги» от прочих, а также из некоего административного выпендрёжа придумали давать им поэтически-романтические названия, связанные с местами расположения и окружающим пейзажем: Горный лагерь (Горлаг) в Норильске, Береговой лагерь (Берлаг) на Колыме и так далее, послушайте только: Речлаг, Озёрлаг, Степлаг, Камышлаг, Луглаг, Песчанлаг…

Вообще, послевоенная жизнь в стране во многом определялась сталинской манией разделения и закрепления всего, что ещё не было разделено и закреплено на полагающемся месте. В лагерях разделены были сперва женщины и мужчины, потом уголовные и политические, на воле мальчики и девочки в школах. Видимо, общество в сталинском понимании созрело для наведения Окончательного Порядка. Все законы ужесточались, допущенные по недосмотру послабления ликвидировались, неофициальные течения останавливались, окна заколачивались, щели затыкались, атмосфера в стране сгущалась, как перед грозой. Те, кто был арестован в 1937—38-39 гг. и умудрился отбыть свою десятку и выбраться из лагерей живым, сажались снова, просто за то, что уже сидели один раз. Или товарищ Сталин, подняв после Победы максимальный срок заключения до четвертной (25 лет), спохватился, что в своё время мало им отвесили?.. Официально этот процесс именовался Укреплением Тыла. (Как интересно! 1948 год на дворе…) В дальнейшем он докатился потихонечку даже до начала чёткого разделения наций по территориальному принципу. Давний экспромт со ссылкой чеченцев, калмыков, ингушей, крымских татар и прочих ненадёжных народов, продолжился, согласно общемировой традиции, переселением в место компактного проживания евреев. Но на этом Провидению угодно было прервать реформаторскую деятельность величайшего гения всех времён и народов, а то, подозреваю, весь «Союз нерушимый» превратился бы постепенно в огромный ГУЛАГ.