Сергей Юрчик - Прав ли Бушков, или Тающий ледяной трон. Художественно-историческое исследование

Шестой пункт – шпионаж. Ну, здесь всё более-менее понятно, но вопрос этот не так прост, как кажется, а потому о нём несколько слов позже.

Седьмой пункт отправлял на архипелаг за «подрыв промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения и кооперации». Наряду с девятым – «разрушение или повреждение… взрывом или поджогом…», и четырнадцатым – «сознательное неисполнение определённых обязанностей или умышленно небрежное их исполнение» он мог покарать лагерным сроком за любую человеческую ошибку, оплошность, производственную неудачу, невыполнение плана. Злодеяния, описанные в этих пунктах, кратко именовались «вредительство», «диверсия» и «саботаж», иначе называемый «экономической контрреволюцией» (см. выше). Как вы сами можете догадаться, в те славные годы в СССР не было недостатка во вредителях, диверсантах и саботажниках.

Но никакой из пунктов не давал ГУЛАГу такого обильного и устойчивого пополнения, как десятый – «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти», «а равно и распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания»! Анекдот, неосторожная шутка, частная беседа – всё подпадало под определение «пропаганды и агитации». А если ещё учесть, что «литературой того же содержания» могло быть признано обычное частное письмо, то становится понятным, почему родное рабоче-крестьянское государство могло не слишком заботится о сбережении рабочей силы в лагерях.

Этот пункт знаменит ещё и тем, что жизнь порой рождала просто уникальные случаи его применения.

Помню, мой покойный отец всё рассказывал историю о том, как после присоединения Западной Белоруссии один из его односельчан, бойкий, задиристый мужичок, заспорил о чём-то с проходившими через деревню красноармейцами. Спор коснулся политики, и закончилось дело тем, что мужик сказал примерно следующее: «Что вы мне всё талдычите – Сталин, Сталин!.. У меня штаны может лучше, чем у вашего Сталина…» 58—10, КРА (контрреволюционная агитация), 10 лет.

«Пастух в сердцах выругал корову за непослушание «колхозной б…». (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. См. примеч. 76.) 58—10.

«Глухонемой плотник – и тот получает срок за контрреволюционную агитацию!.. Он стелет в клубе полы. Из большого зала всё вынесли, нигде ни гвоздика, ни крючка. Свой пиджак и фуражку он, пока работает, набрасывает на бюст Ленина». (Там же.) 58—10, 10 лет.

«Портной, откладывая иголку, вколол её, чтоб не потерялась, в газету на стене и попал в глаз Кагановичу». (Там же.) Ну, тут уже не агитация. Тут случай куда более серьёзный, а потому 58—8 (террор). По этому пункту посадили народу не так много, как по другим, но всё же достаточно.

По каждому из пунктов суд, военный трибунал, коллегия ОГПУ, особое совещание (ОСО) могли влепить несчастному расстрел или срок до 10 лет, а после войны и все 25.

Знаменитые сталинские указы о военизации железных дорог, о производственных прогулах, о хищениях и воровстве (от 7 августа 1932г. – «семь восьмых», от 4 июня 1947г. – «четыре шестых») и прочие, и прочие, по которым тоже была посажена уйма народу, мы здесь критике подвергать не будем. Каждый понимает, что без наведения элементарного порядка в народном хозяйстве государство существовать не может.

***

Чтобы проводить в жизнь политику террора (не того, за который полагалась 58—8, а общественно полезного) нужна была соответствующая служба и особо подготовленные люди в ней, те самые, с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками. Революция уничтожила старую государственную систему, а вместе с ней всякие монархические символы, воинские знаки отличия, аристократические титулы, чины и звания и много чего ещё. Но по какому-то странному капризу органы пролетарской диктатуры, унаследовавшие функции царской жандармерии, почти сразу переняли от неё привязанность к голубому цвету (помните у Лермонтова о жандармах: «…вы, мундиры голубые…). Не были ещё возвращены ни воинские звания царских времён, ни погоны, ни дореволюционные наименования государственных должностей и учреждений, но голубой цвет уже был символом советской тайной полиции. Надо сказать, в те времена словом «голубые» ещё не называли гомосексуалистов мужского пола, и представители «вооружённого отряда партии» с гордостью носили фуражки с голубым верхом, а позже – хотя бы голубые канты на фуражках, галифе и брюках и погоны с голубыми просветами. И никому даже в голову не приходило над ними смеяться. Пусть бы попробовали!..

Советская тайная полиция произошла от легендарной ВЧК времён Гражданской войны – Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, занявшей красивое здание страхового общества «Россия» на Лубянской площади в Москве. С тех пор слова «Лубянка», «Госстрах», «Госужас» стали нарицательными. И стоявший во главе ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский, «рыцарь революции», «Железный Феликс» в дальнейшем почитался в органах госбезопасности вроде то ли крёстного отца, то ли отца-основателя. Тайная служба несколько раз меняла своё название, то сокращала, то вновь расширяла свои функции, подгребая под себя и «рабоче-крестьянскую милицию» и много чего ещё, даже ГУШОСДОР (тогдашнее ГАИ) и пожарную охрану. С 1930 и до 1943 г. важнейшей её частью оставался ГУЛАГ – Главное управление лагерей, игравшее, как уже было отмечено, огромную роль в социалистической экономике. В разное время от него отпочковывались мощные отраслевые и даже территориальные конторы, такие, как ГУЛЖДС (Главное управление лагерей железнодорожного строительства), ГУЛГМП (Главное управление лагерей горно-металлургической промышленности), Управление лагерей по строительству куйбышевских заводов, ГУСДС (Главное управление строительства на Дальнем Севере, впоследствии – «трест Дальстрой») и многие другие. Тайная полиция сперва именовалась Главным политическим управлением (ГПУ), затем Объединённым государственным политическим управлением (ОГПУ – в народе О, Господи, Помоги Убежать! А наоборот – Убежишь, Поймаем, Голову Оторвём!), затем Народным комиссариатом внутренних дел (НКВД – Не знаю, Когда Вернусь Домой), позже – Народным комиссариатом государственной безопасности (НКГБ), потом опять НКВД, потом опять НКГБ, потом Министерством государственной безопасности (МГБ), в послесталинские времена Министерством внутренних дел (МВД) и до самого падения советской власти – Комитетом государственной безопасности (КГБ). Утратив многие права и функции, одряхлев и растеряв зубы, служба дожила и до нынешних печальных времён под всем известной аббревиатурой ФСБ.

В армии и на флоте боевой дух поддерживали представители контрразведки, в военные времена получившей название СМЕРШ (СМЕРть Шпионам – это не шутка, так и называли!). Большинство в этой организации составляли вовсе не таманцевы и алёхины из «Августа 44-го», а многочисленные офицеры особых отделов и отдельные особисты, обеспечивавшие при помощи постоянного надзора верноподданное поведение военнослужащих. Даже в те периоды, когда контрразведка организационно не входила в состав НКВД-НКГБ, они были сообщающимися сосудами, обменивавшимися информацией, методами, кадрами. (Собственно, «Контрразведка СМЕРШ» и возникла из Управления особых отделов НКВД во главе с Абакумовым, и в НКГБ впоследствии вместе с Абакумовым возвратилась, причём Абакумов поднялся до министра ГБ.) Арестованные СМЕРШем, как правило, передавались далее для окончательной обработки в «материнскую» организацию. В экстренных случаях тайная полиция тоже не отказывала военной контрразведке в помощи, и даже боевые генералы плакали тогда, как дети.