Дмитрий Ю - Кировская весна 1938-1939

После визита в Народный комиссариат иностранных дел японского поверенного в делах, нарком Литвинов немедленно доложил об итогах состоявшегося диалога генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Кирову и Предсовнаркома Молотову. Был срочно созван Совет Труда и Обороны.

В целом, партия и правительство ситуацию решили не нагнетать. Концентрировать на доселе пустынном отрезке границы войска, а, тем более, объявлять в Дальневосточном военном округе мобилизацию четырех возрастов или военное положение, как это было сгоряча предложено Уборевичем, было признано излишним.

– Налицо, вероятно, желание отдельных японских офицеров получить повышение по службе за счет демонстрации воинского духа. Для нас сегодня самое разумное поведение будет заключаться в том, чтобы не поддаваться на провокации, и тем самым не дать японской военщине повода для агрессии – предложил наркоминдел Литвинов.

– Товарищ Уборевич вспоминает, видимо, «штурмовые ночи Спасска, и Волочаевские дни» – усмехнулся в усы Орджоникидзе.

Действительно, распеваемая по всей стране песня касалась именно событий 1922 года. Тогда, 17 августа 1922 года Уборевич был назначен председателем Военного Совета, военным министром Дальневосточной Республики и главнокомандующим Народно-революционной армии и флота Дальневосточной Республики. Под его командованием НРА 9 октября взяла штурмом Спасский укрепленный район и 25 октября вошла во Владивосток. 22 ноября 1922 года с упразднением ДВР НРА была переименована в 5-ю Краснознаменную армию, а Уборевич назначен её командармом до июня 1924 года.

– Действительно, мощь нашей Красной Армии, и ее авторитет на международной арене так высоки, что война совершенно невозможна – согласился и Каганович.

Такую позицию, хотя и с некоторыми оговорками, поддержали и остальные члены СТО, включая и товарища Кирова. В качестве единственного дополнения Киров предложил вынести ситуацию за пределы узкого круга кремлевских кабинетов.

– Власть у нас принадлежит партии, и ее члены должны быть объективно проинформированы о ситуации партийной печатью. При этом, конечно, не в ущерб безопасности пограничников, и не по вопросам, составляющим государственную или военную тайну – пояснил позже Сергей Миронович главному редактору «Правды» Бухарину.

На первой странице газеты «Правда» за 18 июля была напечатана короткая заметка, свидетельствовавшая о том, что в Советско-Японских отношениях появилось недоразумение:

Опровержение ТАСС

Из японских источников распространяются сведения, будто 11 июля около 40 красноармейцев вторглись в район, расположенный к западу от озера Хасан, и заняли местность, которая принадлежит Манчжуго. На основании информации, полученной от НКИД, ТАСС уполномочен заявить, что вышеуказанные сведения не соответствуют действительности и что ни один красноармеец не переходил советской границы. Обращавшемуся в НКИД по этому вопросу японскому поверенному в делах были предъявлены Хунчунский договор от 1869 года и приложенная к нему карта, которые не оставляют сомнения в том, что упомянутое озеро расположено целиком на советской территории и что, таким образом, никакого нарушения границы с советской стороны не было.

(ТАСС)

{10}

18 июля началось массовое нарушение участка границы Посьетского погранотряда. Нарушителями были безоружные японцы-почтальоны, каждый из которых имел при себе письмо к советским властям с требованием «очистить» маньчжурскую территорию. Почтальоны задерживались, после чего принудительно возвращались в Манчжурию.

19 июля более 50 почтальонов с той же целью и теми же письмами посетили и советское полпредство в Токио. {РИ}

20 июля на высоту Заозерная командование погранотряда прислало резервную заставу во главе с лейтенантом С. Я. Христолюбовым, и, дополнительно, взвод пограничников под началом помощника командира взвода И. Д. Чернопятко и два станковых пулемета с расчетами. Маленький гарнизон Заозерной устроился основательно, пограничники провели телефонную связь с отрядом, с соседними заставами, и завершили инженерное оборудование обороны, для каждой огневой точки разработали карточку огня, чтобы каждый знал свои действия на случай тревоги.

Для обеспечения правого фланга на соседней сопке Безымянной был выставлен пограничный пост – 11 человек под командой лейтенанта А. Е. Махалина. С ними тоже наладили телефонную связь.

Окопы отрывались с трудом, в связи с преобладанием на сопке Заозерная камня. Из камней пограничники сделали брустверы, соорудив, таким образом, некоторое подобие окопов, а на флангах под руководством лейтенанта В. М. Виневитина построили заграждения из колючей проволоки, и, кроме того, на склонах сопки устроили камнезавалы и заложили несколько фугасов – «сюрпризов».

{65}

Вскоре после второго контакта по дипломатической линии с представителями Японии, на первой странице газеты «Правда» за 22 июля была опубликована значительная по своему объему статья, свидетельствовавшая о том, что обстановка начинает становиться напряженной:

НЕОБОСНОВАННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТРЕБОВАНИЯ ЯПОНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

20-го сего месяца японский посол г. Сигемицу посетил народного комиссара иностранных дел и сделал ему следующее заявление: НКИД 15 июля, на основании Хунчунского соглашения и приложенных к нему карт, отверг требование японского посольства об отводе советских войск с высоты, находящейся к западу от озера Хасан. Японское правительство, вновь изучив этот вопрос, на основании данных, имеющихся у манчжурского правительства, пришло к заключению о принадлежности этого района Манчжуго. К этому же манчжурское население утверждает, что на высоте, о которой идет речь, оно справляет религиозные обряды. Советское правительство всегда проявляло стремление к миру и к сохранению статус-кво (существующего положения) в приграничном районе и потому на него падает ответственность за нарушение этого статус-кво. Японское правительство не настаивает на том, чтобы граница была сейчас же точно определена, и его требование сводится лишь к немедленному выводу советских войск из соответственного района, чем будет внесено успокоение.

Тов. Литвинов напомнил послу г. Сигемицу, что японскому поверенному в делах были предъявлены официальные документы, а именно – Хунчунское соглашение и приложенные к нему карты, на которых совершению ясно очерчена граница, проходящая по горам, расположенным к западу от озера Хасан. Карты имеют подписи прежнего китайского правительства. Предъявлением этих документов, вопрос должен считаться исчерпанным. Между тем, этим совершенно бесспорным доказательствам японское правительство противопоставляет ссылки на какие-то неопределенные и советскому правительству не представленные данные и утверждения анонимного манчжурского населения, которые невозможно проверить. Вхождение высоты к западу от озера Хасан в советскую территорию ни в коей случае не может быть оспорено. Туда и раньше посылались советские воинские наряды, посылаются и теперь. В пределах своей территории передвижение советских войск регулируется советскими властями, и никакое вмешательство и требования другого государства не могут быть допущены. Советские наряды в данном районе не имеют иной цели, кроме защиты статус-кво (существующего положения) на нашей границе. В отличие от других государств, Советский Союз содержит армии не для посылки их в чужие страны, а исключительно для защиты собственных границ. Красная Армия полностью сознает свою ответственность за нерушимость и неприкосновенность этих границ и этой ответственностью вдохновляется в своих действиях. На границе царит полное спокойствие, и оно может быть нарушено лишь японо-манчжурской стороной, которая в таком случае и будет нести ответственность за последствия. В каких пунктах советские войска не находились бы, они чужим территориям не угрожают. Если в дальнейшем японское правительство предъявит имеющиеся у Манчжуго данные, на которые оно ссылается, то советское правительство охотно их рассмотрит и выскажет свое мнение о них.