Данимира То - Тринадцатый свиток. Том 1

– Хорошо, разрешаю. Идите!

– Господин, но мне нужна для этого лечебная мазь, которую у меня отняли.

– Какая ещё мазь? Кто отнял?

– Лечебная мазь, которую я изготовил сам по старинным арабским манускриптам. Её отнял у меня один из Ваших воинов.

Видно было, как он налился желчью. Похоже, Сеньор любил все контролировать, чтобы мышь мимо его носа не пробежала, без разрешения. И он был прав, отлично понимая значение дисциплины. Под его рукой ходило множество головорезов, презиравших страх, и для которых не было ничего святого. Надо быть очень сильным человеком, чтобы удержать их в узде.

Он приказал позвать Тощего. Тот, запыхавшись, явился, вопросительно обводя всех глазами. И тут увидев меня, понял, что я рассказал Сеньору о том, что он отнял у меня мазь. Он моментально принял жалобно – заискивающий вид и почтительно приблизился.

– Вы звали меня, Сеньор?

– Что ты забрал у Монаха, Тощий? Покажи-ка мне.

Тощий задрал подол рубахи и, порывшись в холщовом мешке, привязанном к поясу, достал мою баночку с мазью. Протянул Сеньору. Тот взял её в руки и, открыв крышку, брезгливо принюхался.

– Что это? – спросил он, обращаясь ко мне.

– Это лечебная мазь, от которой быстро заживают раны, Сеньор. – Я и не заметил, как назвал его Сеньором.

Зато он заметил, и на лице его проскользнула тень честолюбия. Понятно, что этому человеку без льстецов не обойтись. Вот и сейчас Тощий, который давно уже понял это, вдруг быстро заговорил:

– Сеньор, вы добры и справедливы, как наш отец, а мы все ваши дети! Вооружившись вашим именем, я вступил в бой с врагами, и они тяжко ранили меня! А когда я попросил у этого пришлого монаха, поделиться частью своего лечебного бальзама, он отказал мне, смеясь в лицо и утверждая, что он предназначен для раненого рыцаря. Который, дескать, заслуживает помощи больше, чем я, ввиду своего высокого аристократического положения!

Тощий был неглуп и успел заметить, что Сеньор чувствует презрение к аристократам. Причину этого отношения Тощий не знал, но тонко уловил его неприязнь.

В Сеньоре боролись противоречивые чувства. С одной стороны, он должен держать сторону своих людей, с другой, он, вероятно, чувствовал, что от меня толку будет больше, чем от Тощего. Сеньор уже сменил свой статус с разбойника, пусть и атамана, на владельца замка. А это накладывало на него определённые обязанности, к тому же он хотел выглядеть справедливым, поэтому спросил:

– А что, эта мазь действительно такая целебная?

– Доброе действие этой мази, проверено мною множество раз, Сеньор, и раненый нуждается в ней. Иначе он умрёт, а это, вероятно, не входит в Ваши планы.

– Отдай мазь монаху. И не смей заниматься самоуправством, я этого не люблю.

Криво улыбнувшись, Тощий поспешил отдать мазь, при этом одарив меня взглядом, который дал мне понять, что так просто он мне это не забудет.

«Идите!» – махнул рукой Сеньор.

Я обернулся к Верзиле и уловил злорадный блеск в его глазах. Проследив его взгляд, я увидел, что он направлен на Тощего. Итак, у Верзилы тоже есть чувства, только непонятно, мог ли он говорить, потому что всё время молчал. Может быть, он был немой. Потому что вид у него был ненормальный.

Мы вернулись в подвал. Я сразу проследовал в клетку к раненому рыцарю. Двое других проводили меня взглядами из глубины своих клеток. Он не спал, но и не был в сознании. Смазав его раны мазью ещё раз, я заметил, что кровь не останавливается. Я поменял повязку и присел рядом с ним. Опыта по уходу за больными мне было не занимать. Поэтому я собирался побороться за его жизнь, если его Ангел-Хранитель будет со мной заодно.

Я проголодался, как зверь. Я с утра почти ничего не ел, надеясь наесться в замке, когда вернусь. Но планы круто поменялись, а я так и остался голодным. Не успел я подумать об этом, как пришёл мужик-сторож и принёс еду и воду всем, включая меня. Я мысленно назвал его ангелом и готов был расцеловать.

Насытившись, я почувствовал себя отлично. Какое жалкое существо – человек. Может ли он думать о ближнем и усердно творить добро, если его желудок пуст? Поиски ответа на этот вопрос я отложил до будущих времён. Из соседней камеры раздался голос. Это говорил второй рыцарь, которого я до этого не слышал.

– Что с нашим другом? Выживет ли он?

– Скажу честно, он очень плох и потерял много крови, но будем уповать на Бога.

– Мы будем молиться о нём, – сказал рыцарь.

Я услышал, как он молится, через мгновенье к нему присоединился другой. Немного поразмыслив, я так же стал с ними молиться, и молился очень искренне. Мне действительно было жаль этого человека и хотелось, чтобы сила его духа прогнала бродящую рядом смерть. Через некоторое время рыцарь задышал спокойнее, и я понял, что он уснул.

Сон в его случае был равносилен самому лучшему лекарству. Я стал думать, что жизнь очень странная штука. Почти сорок лет я только копил знания, а полжизни провёл сам по себе, и живя только для себя. Ибо почти всё, что я делал, я делал для себя и своего удовольствия.

Богачу нужны богатства, чтобы наслаждаться жизнью. Обжоре – вкусная еда. Воину – сражения. Охотнику до женского пола – любовные приключения. А мне – книги. Я бы мог спорить сам с собой о том, что я никому не причиняю зла и это уже само по себе – добро. Но вдруг сейчас понял, что никому и никогда не делал добра. Наверное, поэтому жизнь и потребовала от меня отдать время заботе о ближних. И я, забыв о своих манускриптах, много дней ухаживаю за Тевтонцем, потом делаю дела, связанные с просьбой Хозяина, а теперь вот сижу с рыцарем.

Никто не заставлял меня помогать им. Это было требование мой души, потому что я никогда не смог бы снова ощутить счастье, если бы проявил безразличие. И, ни один, даже самый ценный манускрипт, хоть написанный самим Господом Богом, не сделал бы меня счастливым, если бы я отвернулся от ближнего своего. Хотя бы он и не просил меня об этом. Внезапно я подумал, что мои мысли звучат пафосно, и, хотя их никто не слышал, мне стало стыдно. Тоже мне, святой подвижник, нашёлся! Только и сделал то, что мог сделать. Ничего сверх сил.

Я пощупал кожу рыцаря, теперь она была очень сухой и горячей. Видимо, рана на шее дала жар всему телу. Я ещё раз смазал его раны. Всё-таки Тевтонца я тоже лечил, и он поднялся, хотя его ситуация была, может быть, даже серьёзней.

Но Тевтонец обладал громадной волей к жизни, а есть ли она у рыцаря? Я не знал, поэтому попросил рассказать о нём его друзей. Первый рассказал, что его друг очень хороший воин, что он был безжалостен к врагам и не щадил ни своей, ни чужой жизни во имя Господне. Он всегда был очень весёлый и любил посмеяться и пошутить. Если бы ты знал, Монах, как мы все радовались, когда удалось добыть христианские святыни, мощи и серебряные с позолотой кубки. Как перебили мерзких греков, больших и малых, засевших в храме и прятавших там свои сокровища. Они думали, что их вопли остановят нас. Даже молитвы звучали из их уст богомерзко! Мы поджигали свитки с рукописями, чтобы огонь помог осветить сокровищницы, полные добра, которое мы везли домой, а эти чертовы разбойники завладели сейчас этим! – закончил он с горечью в голосе.