Олег Кокин - Евстафий, сын того самого Никифора

Рассказал урядник Орлов друзьям свои планы и ушел. Стаф подумал уж отказаться от такого времяпрепровождения, но поразмыслив, решил продолжить работу на кухне, тем более, еще о родственниках Орлова не расспросил. Стафа Орлов поставил чистить котлы, показал, предварительно, куда сваливать отбросы пищи и выдал металлическую щетку с чистыми тряпками для чистки. Сам при свете костра начал рубить дрова. Оказалось, что усталость куда-то улетучилась. Стаф за полчаса полностью отдраил до блеска котлы, вымыл руки с мылом, оделся и стал ждать урядника, прохаживаясь вокруг полевых кухонь. Орлов заприметил окончившего работу и нетерпеливо прохаживающегося Евстафия, прекратил рубку и подошел к кухням:

– Смотрю я, Брянкин, ты хорошо почистил котлы. А ну-ка слей мне на руки теплой водицы.

Стаф ковшом зачерпнул с ведра теплой воды и полил Орлову на руки. Тот, покряхтывая, умылся, вытерся полотенцем и обратился к артельщику:

– Василий Петрович, мне нести помои к Евдокии или сам отнесешь? Мне вот обузу до каталажки вести еще. Вахмистр Ивлев оторвался от переборки приправ в маленьком сундучке:

– Иди Яков Елисеевич, иди уж, сам отнесу. Урядник Орлов с обузой Брянкиным неспеша зашагали к гауптвахте. Темнота зимней ночи была прозрачной от светившихся слабым огнем окон домов. По пути Орлов учил Стафа как вести себя при разговоре с большим начальством. Особенно упирал на проявление уважительности к собеседнику и на изложение честных ответов на поставленные вопросы. Стаф все советы мотал на ус и только дакал или угукал, подтверждая этим, что все усвоил. Ночь пролетела для Евстафия мельком, не успел укрыться одеялом, а глаза сами закрылись. Утром вскочил по сигналу трубача «вставай, вставай, одежду одевай», быстро оделся, обулся и выбежал во двор. Там при свете керосиновой лампы уже шла перекличка содержащихся на гауптвахте солдат и казаков. Стаф в сторонке, чтобы никому не мешать, принялся за утреннюю гимнастику. Разводил руки в стороны и поворачивался всем туловищем то в одну, то в другую сторону, потом приседал с вытянутыми вперед руками. Размял торс нагибанием спины вперед и влево, вправо. Так как места во дворе было не так уж много, обозначил бег на месте. Потом провел бой с тенью, так как учил наставник, Тимофей Пантелеевич. Пораньше перед рассветом подошедший урядник Орлов стоял возле калитки во двор гауптвахты и широко раскрытыми глазами наблюдал за телодвижениями Стафа. Когда тот закончил разминку и собирался идти за халатом, Орлов его окликнул:

– Брянкин, подь сюда!

Стаф подскочил к уряднику и бодрым басом доложил:

– Брянкин, по вашему приказанию прибыл!

Орлов протянул:

– Лихо, лихо. И кто ж тебя научил разогреваться по-казацки.

Стаф решил не юлить, а говорить правду:

– Наставник мой во Франции, отставной оренбургский казак, Орлов Тимофей Пантелеевич.

Урядник изумленно сглотнул и по-отечески тепло продолжил:

– Вот это новость, так новость. Спасибо тебе, Брянкин, за хорошую весть. Иди, одевайся, я скажу начальнику караула, что забрал тебя. У калитки встретимся.

Всю дорогу Орлов выпытывал у Евстафия подробности внешности, осанки и возраста его наставника. И про глаза спрашивал, и про уши. Когда услышал от Стафа про серебряные серьги в ушах наставника, то надолго задумался. Так в молчании они и пришли к кухонному месту. И только по окончанию раздачи пищи казакам он глубокомысленно высказал Стафу:

– Видно на роду у нас Орловых записано, чтоб мы наставляли тебя на правильный воинский путь. Теперь вот я немного побыл у тебя в наставниках. И я тебе скажу, будешь держаться наших обычаев и традиций, выбьешься в люди, поэтому, что задумал, то выполняй с честью и рвением, тогда выйдет из тебя толк. Удачи тебе, сынок!

Беседа Брянкина Евстафия Никифоровича с наказным атаманом Уральского казачьего войска генералом Веревкиным Николаем Александровичем прошла в позитивном ключе для обоих собеседников. Стаф выложил заранее заготовленную версию своего появления в зимней кайсакской степи, которую Николай Александрович принял на веру, так как ни документов, ни донесений по поводу продвижения торгового каравана немецкого купца ему не поступало. Также Стаф рассказал о стычке с разбойниками – киргизами и добропорядочном кипчаке Талгате Кулжигите и его семье. О постигшем их несчастье и своей помощи им. Об одиночном путешествии в сторону Уральска. Юношу, развитого физически, подготовленного к жизни русским казачьим наставником, основательно знающего основы мироздания и, к тому же, изъявившего горячее желание учиться военному делу, генерал распорядился причислить к атаманским детям, то есть, к сиротам, не имеющим родителей и воспитывающихся в военных школах за казенный счет. Присутствующий на беседе старший адъютант Арсентьев внимательно записывал все пожелания и распоряжения генерала. Генерал Веревкин отнесся с большой симпатией к молодому парню, который при беседе держался с достоинством и тактом. Юноша на вопросы отвечал кратко, но емко, по делу. Насчет обретаемых где-то на просторах России его родителей, генерал посоветовал ему не волноваться, а постигать учебу в Неплюевской военной гимназии, куда он будет зачислен по приезду в город Оренбург со старшим адъютантом Арсентьевым. Запрос на поиски родителей господин Арсентьев сделает в жандармском управлении Оренбурга, по приезду туда. На прощание генерал выразил уверенность в том, что сведения о военном гимназисте Брянкине из гимназии будут поступать ему только хорошие и отличные, потому как с атаманских детей и спрос больший, чем с простых гимназистов. Стаф в конце беседы назвал генерала просто Николаем Александровичем и поблагодарил его, сказав, что благодарен ему от всего сердца, чем вызвал вспышку отцовской нежности у генерала. Атаман грузно поднялся с кресла, подошел к Евстафию и крепко обнял того за плечи, потом отстранил его и подтолкнул к дверям со словами:

– Да пребудет с тобою Бог!

И перекрестил выходящего Евстафия в спину. Старший адъютант ничем не выдал своего изумления при произошедшей сцене, только еще больше проникся уважением к атаману.

Сборы в гимназию были недолгими. К зданию гауптвахты в утренних сумерках подъехал утепленный крытый возок, запряженный парой лошадей с конвоем из пяти верховых казаков. Из возка выпрыгнул урядник Орлов и знакомой тропкой прошел в караульное помещение. Расписался в книге выдачи арестованных за постояльца Брянкина и за его вещи, чистую киргизскую одежду, туркменскую саблю и кинжал. Подхватил выданный ему узел с вещами и, поздоровавшись с одетым Брянкиным кивком головы, повел его на улицу, к возку. Евстафия размесили напротив есаула Арсентьева и урядника Орлова. Тронулись. Есаул попросил Евстафия подробно рассказать о нападении разбойников на зимник Кулжигита и примерно описать место проживания его семьи. После обстоятельного рассказа Евстафия слово взял Орлов, который начал рассказывать про быт казаков и ловлю рыбы в реке Урал. Так за разговорами прошел день пути по землям уральских казаков. Ночевали в дозорной крепостце Долинной. Утром пораньше выехали в Приуральное. В полдень была остановка в станице Бурлин для кормежки людей и лошадей. Всю дорогу конвой внимательно наблюдал за окрестностями, во избежание внезапного нападения кочующих шаек кайсаков. Уже в темноте прибыли в станицу Приуральное. На постой встали у местного старшины в доме. Спали до рассвета. Неторопливо подкрепились, чем угостил старшина. Обихоженных лошадей сноровисто запрягли и заседлали. Теперь путь лежал в станицу Илецкую, что на реке Илек, большое зажиточное поселение илецких казаков с каменной крепостью в центре станицы. В Илецкой пробыли сутки, давая лошадям роздых и сделав расхлябанному возку необходимый ремонт. Следующие три дня пути выпали у Стафа из головы, потому что он дремал всю дорогу с сопровождающими. В дреме и ночевал, и ел, и опять трясся в возке. Оказывается, проезжали станицы Новокардаиловку, заселенную в основном малороссиянами, станицу Краснохолмскую с густым лесом вдоль реки, богатейшую казачью станицу Городище на берегу реки Урал, первыми поселенцами которой были воронежские крестьяне. От этой станицы осталось ехать до Оренбурга около полста верст.