Ант Скаландис - Меч Тристана

— О, любимый сын, как давно я мечтала о тебе! Слава Господу, я вижу перед собой это чудесное создание! Еще ни одна женщина не рождала на свет никого прекраснее. Разве только Дева Мария, подарившая нам Христа. И видит Он, это действительно так. Но в печали родила я тебя и в печали умираю теперь, а потому и называть тебя станут отныне именем, означающим «полный печали» — Тристан. Пусть это магическое слово примет на себя всю горечь и грусть и тем самым поможет тебе прожить свой век ярко и счастливо.

Произнесла матушка твоя Блиндаметт такую речь и закрыла глаза навсегда, и устремилась душа ее к Богу, а ты, милый мальчик, остался на моих руках, ибо никого ближе меня у тебя теперь не было и нет.

Господи, неужели ему в самом деле было тогда только шесть лет?! Как он мог понять все, что рассказывал Рояль, понять и запомнить? А ведь запомнил! Чудеса. И понял. Настолько хорошо понял, что после никому ни слова.

В тот день, когда умерла его мать, воины Мурлона окружили замок Эрмениа. Умудренный опытом Рояль Фортепьян быстро сообразил, что плетью обуха не перешибешь, и сдался Злонравному Мурлону. А дабы сохранить жизнь королевскому отпрыску, выдал его за своего ребенка и действительно воспитывал потом с собственными сыновьями.

Как это было принято, женщины в доме Рояля опекали Тристана до семи лет, а затем, став отроком, перешел он на обучение к одному из знаменитейших наставников в Лотиане — легендарному оруженосцу Курнебралу.

То был мужчина с крепкими мускулами и недюжинным умом, и роста огромного, и души широкой. Словом, большой человек во всех отношениях. Уж если брался за какое дело — делал по-крупному, не размениваясь на мелочи.

А юного Тристана природа наделила многими редкими способностями — физическими и умственными в равной мере. Для Курнебрала заниматься с ним было одно удовольствие. Да и мудрецы, призванные наставнику в помощь из-за странного желания Рояля вырастить Тристана знающим рыцарем, тоже на успеваемость ученика не жаловались. Уже к двенадцати годам постиг мальчик основы семи искусств и все умения, которыми полагается владеть настоящему барону: верховая езда и бой на мечах, метание копья и бег, прыжки через ров и лазанье по стенам, стрельба из лука и бросание в цель каменных дисков, охотничье дело, дрессировка собак, стихосложение, наконец, игра на арфе и роте. А еще были у юного Тристана особые умения и таланты — он необычайно красиво вырезывал по дереву и с фантастической точностью подражал голосам птиц. Человеческие песни самых разных племен исполнял он тоже прекрасно, а языков, которые понимал и на которых мог говорить к восемнадцати годам, насчитывалось уже не менее двадцати.

Кроме того, благородный Курнебрал приучил Тристана с младых ногтей ненавидеть всякую ложь и подлость, не прощать предательства и вероломства, но всегда помнить добро, помогать слабым, быть справедливым с подданными и твердо держать данное слово.

Когда же юноша стал немного постарше, Курнебрал объяснил ему все, что должен знать истинный рыцарь, желающий покорить сердце женщины. Слушать об этом было интересно, молодую кровь Тристана будоражили цветистые рассказы старого многоопытного знатока и любителя женской красоты, но про себя юный барон, преисполненный гордыни и с трудом подавлявший ее, полагал, что при его-то умениях и внешних данных не должно возникать проблем с девушками.

Мог ли он представить себе, насколько сильно ошибался!

Первая женщина, с которой предался он любовным утехам, повергла его в глубокую тоску. Она была мила внешне и вроде даже неглупа, но принадлежала другому миру, она была не ровня ему.

«Королевская кровь, — подумал Тристан. — Я получу радость от соития только с принцессой, только с особой королевского рода».

И появилась еще одна девушка, более знатная, и еще — дочь герцога, и наконец — принцесса Оркнейская. Но результат оказывался прежним. Потому что не было главного — любви.

Курнебрал в простоте своей и не догадывался, что такое в жизни встречается. Он не мог рассказать юноше о волшебной силе настоящего чувства. Любовь неземная, любовь божественная — особый талант, он дается лишь избранным. Тем, кому не дано, и объяснить не пытайтесь, что это значит, — не поймут.

Тристану талант любви отмерен был высшею мерой, и он понял сам, почувствовал, что лишь с одною женщиной на свете будет счастлив, но понял и другое — это было как озарение — женщина его не здесь, она где-то очень-очень далеко, так далеко, как ни один из смертных и представить себе не может.

Однажды юный Тристан не выдержал и поделился мыслями своими с наставником. Курнебрал внимательно выслушал его. И не поверил.

— Это мальчишество, Тристан, искать любовь в ином мире. Ты что же, хочешь умереть безвременно? Нет, не для того Бог дарует нам жизнь, чтобы мы в юные годы молили его о смерти. Любовь твоя — на земле, юный мой рыцарь, Разумеется, ты можешь найти ее в другой стране, разумеется, но все равно это будет на земле, а не на небе. Браки совершаются на небесах, безусловно, мой юный барон, но акт зачатия греховен, и дети родятся на земле…

Тристану не хотелось слушать о греховных актах, в Любви, в Настоящей Любви — он так и произносил эти слова всегда, с прописной буквы, — в Любви, как и в смерти, не могло быть, по его разумению, ничего греховного, и он продолжал мечтать об иных мирах, словно сам Господь предначертал ему это.

Он верил в любовь неземную, божественную, верил в чудо, верил в себя. И в словах наставника зацепился лишь за одну фразу: «…ты можешь найти ее в другой стране». Что ж, не исключено.

Он стал подолгу пропадать на пристани Альбины — главного лотианского порта, наблюдал, как грузятся заморские корабли, и с тоскою всматривался в подернутый дымкой горизонт.

И однажды там, на пристани, подошел к нему высокий плечистый человек с широкой бородою и длинными волосами, настолько белыми, что издалека и поначалу казались они седыми. Однако моряк был молод, просто и без того светлые кудри его выгорели на солнце.

В этот день Тристан сказал старику Роялю:

— Отец, я помню все, что ты рассказывал мне, но все равно считаю тебя отцом.

— А я считаю тебя своим господином, — ответил Рояль, — но пусть это останется нашей тайной.

Потом помолчал и продолжил:

— Тогда, двенадцать лет назад, мне просто было очень плохо, невыносимо хотелось излить кому-то душу, рассказать все, и я выбрал именно тебя, совсем маленького мальчика. Я думал, что разговариваю сам с собою, но ошибся. Ты оказался удивительным ребенком, Тристан. И дай тебе Бог, рожденный в Вифлееме, прожить счастливую жизнь.

— Спасибо, отец, — сказал Тристан и чуть не добавил: «Прощай». Но сдержался.