Елена Борисова - Я уже сказала «нет»

Слухи о произошедшем в столовой быстро разнеслись по школе…

Аманта и Стёпа к вечеру выпустили экстренный выпуск школьной стенгазеты, посвящённый этому знаменательному событию.

В результате утром об её унижении знали все. И даже педагоги, проходя мимо неё, прыскали смехом и поднимали над головой растопыренные пальцы, намекая на мои макароны на её голове.

После этого случая, став посмешищем всей школы, Стефани ничего не оставалось, кроме как перевестись в другую.

А я наконец вздохнула с облегчением, но как оказалось – рано.

Потеряв по моей вине предмет своего обожания, Эшли стал ещё яростней вымещать на мне своё раздражение, раскрывая самые тёмные стороны своей натуры. Нет, в присутствии матери, глядя ей в глаза, он был по отношению ко мне рыцарем без страха и упрёка. Но стоило ей отвернуться или оставить нас наедине, как он тут же пребольно щипал меня или исподтишка пинал по ногам. Мог нарочно отпустить ветку, чтобы она хлестнула меня по лицу, или прищемить пальцы дверью. И всё это он проделывал с ангельской улыбкой на обманчиво доброжелательном лице и ЧИСТОСЕРДЕЧНЫМИ извинениями за неуклюжесть…

Я, если честно, начала его побаиваться и сама старалась лишний раз с ним не встречаться. Если же этого избежать не удавалось, то я будила чёртика и вела себя нагло, дерзко отвечая на все его выпады, не показывая страха, а иногда – рискуя быть просто побитой.

Вот и прошёл ещё один год моего пребывания в школе-интернате…

Сегодня мне исполнится шестнадцать лет.

Этой ночью я так и не смогла заснуть. А всё утро, не находя себе места, не могла усидеть на стуле, терзаемая нехорошим предчувствием. То и дело я возвращалась к окну и вглядывалась в машины, паркующиеся или отъезжающие со стоянки. Я ждала тётю Хэлен. И знала, что сегодня что-то должно произойти.

Вот только что?

Моя крёстная не пропустила ни одного моего дня рождения за почти четыре года, проведённые мной в интернате. Всегда устраивала небольшие, но весёлые вечеринки для меня и моих друзей, которые не мог испортить никто: ни Стефани, ни её невыносимый сын. Даже подарки крёстная дарила, почти всегда предугадывая мои желания.

Но сегодня что-то должно измениться, я чувствовала это. Это чувство пробралось мне буквально, под кожу, будоражило и холодило кровь. Если бы я верила в то, что в нашем мире остались крупицы магии, то я бы решила, что во мне просыпается дар предвидения.

Но разве – это всё не сказки?

Наконец я увидела её небольшую, но приметную машину, ищущую парковочное место. И в нетерпении побежала в вестибюль.

Там с хищным выражением лица и светящимися злостью глазами уже стоят дьявол – Эшли.

За три года вражды с ним я привыкла к нашей постоянной пикировке, не обращая внимания на его угрозы. Если честно, я и сама не понимала: когда и почему перестала их бояться?

Просто не боялась – и всё…

Кстати, из-за его неадекватной реакции на меня они так и не помирились со Степаном, последнее время совсем перестав общаться.

Наверное, если бы не наша старая вражда, я бы заметила, как он вырос и возмужал, превратившись из симпатичного, но угловатого подростка в красивого изящного юношу с породистыми и утончёнными чертами лица. Хотя меня удивляло то, что после бегства Стефани, он так и не обзавёлся новой пассией. А жаль, возможно, тогда бы Эш отстал от меня…

А сейчас, буквально испепеляя меня взглядом, он проговорил:

– Доброе утро, Ма-ар-р-рго, куда торопишься? Смотри, не разбей свой чудный носик, я расстроюсь, если это будет сделано не мною…

В его глазах явно читалась издёвка…

Я смерила его убийственным – как я надеялась – взглядом и мысленно пнула задремавшего чёртика.

– Утро было бы добрым, если бы ты сегодня не проснулся. Или, хотя бы – сделав мне подарок ко дню рождения – приболел или на худой конец что-нибудь себе сломал… И не портил бы чудесный солнечный день своим недосарказмом.

Он капризно выдвинул нижнюю губу, наиграно-сострадательно разглядывая моё лицо. И протянул руку, пытаясь ухватить меня за подбородок.

– О… Ты действительно выглядишь расстроенной. И это в день твоего рождения… Ай-ай-ай, не хорошо-то как получилось, – с поддельным сочувствием просюсюкал он.

Я уклонилась от его руки, шлёпнув по ней ладонью.

– Нет, я не расстроена – я разочарованна. Ты не только сегодня снова проснулся, так ещё не смог придумать ни одной оригинальной или хотя бы новой угрозы. И это, как ты справедливо заметил – в день моего рождения… СКУЧНО…

И показав ему средний палец, я побежала дальше.

Он оскалился и хотел, было, рвануть за мной, чтобы выполнить угрозу, но в этот момент с невозможно счастливой улыбкой в холл вошла его мать.

– Привет, детки! – поприветствовала она нас и наградила самыми искренними объятиями и поцелуями.

Но Эшли всё-таки умудрился пребольно щипнуть меня за плечо.

А я, не стесняясь, снова показала ему средний палец, спрятав его за спиной тёти Хэлен.

– Маргарет, нам надо поговорить. Прости, Эшли, я не знаю, когда мы закончим, но присутствовать ты не можешь. Я за тобой позже зайду, – остановила она сына, собравшегося, было, идти с нами.

– Хорошо… – буркнул тот и, просверлив меня хмурым взглядом, ушёл.

Мы с крёстной вошли в одну из пустующих аудиторий, и она, осмотревшись, плотно закрыла за нами дверь.

Тётя Хэлен выглядела непривычно взвинченной и неуверенной в себе…

Это начинало меня нервировать ещё больше. Чувство того, что вот прямо сейчас в моей жизни должно что-то измениться, обострилось, поднявшись до критической отметки…

Усадив меня за парту, она встала передо мной на колени, сочувственно вглядываясь в мои глаза.

Господи, да что же случилось?

– Дорогая, у меня для тебя письмо, от мамы, – замявшись, сказала она.

Моё сердце, остановившись на секунду, рухнуло в пятки.

– Что?.. Как… Как такое возможно?..

Я стиснула готовую разорваться голову руками и не могла никак осмыслить услышанное.

– Она написала его незадолго до своей смерти, и я пообещала ей передать его тебе в день твоего шестнадцатилетия. Я не читала его и не знаю, что в нём…

И тётя Хэлен втиснула в мои дрожащие руки довольно пухлый конверт.

– Читай, родная, если хочешь, то я выйду.

Я какое-то время тупо пялилась на конверт, потом трясущимися руками очень аккуратно вскрыла его и разложила листы письма на столе. Долго всматриваясь в текст, написанный красивым ровным почерком, я не решалась начать чтение.

– Какого чёрта, чего я боюсь? Мамы уже нет, что может быть хуже? Да ничего…

Но я ошиблась.

«Дорогое дитя, умоляю, прости меня. Я покидаю тебя. Душа моя кровоточит, оставляя тебя в столь юном возрасте, когда нужна тебе так сильно. Но господь решил всё за нас…».