Владислав Конюшевский - Все зависит от нас

— Что за херня? Это моё место...

Я, как будто только сейчас его заметив, ощерившись, глянул на подошедшего снизу вверх и лениво протянул:

— А теперь моё

и видя, что тот не успокаивается, жёстко добавил

— мордальник завали блюздятина — кадык вырву!

Угу... Претендент спёкся. Растерянно оглядевшись, он, что-то бурча отвалил в сторону. Остальные, на эту стычку не обратили никакого внимания, поэтому я расслабился и уселся обняв коленки, попутно разглядывая соседей по камере. Но меня отвлёк Птицын, который наклонившись к уху шепнул:

— Слушай, ну ты прям, как со мной в одном в концлагере сидел. Во всяком случае поведение очень похоже...

— Не сидел, но наслышан...

В этот момент, в углу кто-то матерно вскрикнул и там возникла короткая потасовка. Хе! Это наш носитель галифе наступил на кого-то из сидящих и сразу заполучил по сусалам. Нервные тут все какие-то. Хотя с другой стороны, судя по речевым оборотам, уголовников в камере хватало. Этот сброд, находясь на оккупированной территории, одной частью, за свои художества при новом режиме попал в лагеря, зато другая часть вовремя сориентировалась, «перековалась» и двинула в полицаи. Так что теперь, они чувствовали себя в камере как дома. Хотя некоторая нервозность в поведении чувствуется. Бывшие урки поднимали хвост, но как-то вяло, без огонька. Пальцы конечно гнули, но новый для себя статус военнопленных, воспринимали с опаской. Осознание того, что судить их будет не «самый гуманный суд в мире», а военный трибунал, сильно охлаждало пыл...

Поглядывая по сторонам, заметил ещё две ярко выраженные группировки. Четверых, в гражданской одежде, сидевших кучкой в углу, тихо переговаривающихся и насторожённо зыркающих по сторонам и ещё шестерых, в немецкой форме. Те, заняв угловые нары, растопырились там, никого к себе не подпуская. И если с определением гражданских у меня были некоторые непонятки, то люди в форме, вычислялись на раз. Судя по тёмным следам оставшимся от отпоротых шевронов, эти уроды из Русской Освободительной Армии. То есть те, кто в начале войны перебежал на сторону немцев, шкуры спасая. Сея весёлая организация была создана ещё в конце сорок первого. Часть не угомонившихся беляков решила тряхнуть стариной и предложила свои услуги германцам. Власова, в этом варианте истории не случилось, поэтому фрицам пришлось использовать за костяк этой армии тех белоэмигрантов, которые настолько ненавидели большевиков, что и простых людей населяющий СССР готовы были уничтожать. Обозвали организацию РОА, наверное фантазии на большее не хватило или само название настолько привлекало, что не изменилось и в этом времени. Ну и поехало... Мда... Уголовники то, в принципе мразь и что урки добровольно родину защищать будут, могло прийти в голову только современным мне режиссёрам. Бандитам по барабану, при какой власти и в каком качестве гнобить свой собственный народ, поэтому другого, от них ожидать просто странно. А эти... Из концлагерей в РОА попадало очень мало народу. Во всяком случае, не одного «прономерованного» лагерника я среди них не встречал. В основном у «освободителей» были или перебежчики, или те кто пришёл с прифронтовых фильтрационных пунктов для военнопленных. То есть, попав в плен, такие сразу начинали держать нос по ветру, поэтому вовсе не лишения и голод гнали их на сторону немцев. На фильтрах, они бы ничего толком не успели хлебнуть. Эти предатели просто шли на сторону более сильного, прельстившись хорошей формой, жратвой и послевоенными преференциями. Так что создание Русской Освободительной Армии, для них было как манна небесная. Тогда фрицы ещё давили вовсю, поэтому подонков-добровольцев у них хватало. Принадлежность к всесокрушающему вермахту очень льстила предателям. Только немцы были не дураки и уже тогда понимали, что война похоже сильно затянется, поэтому и решили создать РОА, для пополнения «пушечного мяса», а так же для пущего пропагандистского эффекта.

Но потом вдруг, всё пошло по-другому. Красная Армия начала гонять фрицев в хвост и гриву и стало ясно — дело пахнет керосином. Изменники сильно заволновались, но выхода, кроме как до последнего драться за немчуру, у них не было. Мысль о советском плене, заставляла этих сволочей жидким гадится — они ведь кровью повязаны были, потому что перед подписанием контракта им предлагали своих же бывших товарищей расстреливать. Да и в плен «освободителей» в общем-то, старались не брать. Нашим бойцам поровну, по каким причинам человек врагу начал служить и они вполне справедливо считали, что лучший подарок для мудаков из РОА это пуля в лоб, даже если он успел задрать руки вверх. Я это начинание полностью поддерживаю. Только так с ними поступать надо и нечего дело доводить до армейских особистов, которым закон запрещает пленных стрелять. Ребята в концлагерях как мухи мрут, предпочитая смерть предательству, а эти козлы, сейчас получат лет по пятнадцать, на валке леса в Сибири и отсидев, дальше землю топтать будут. И где спрашивается справедливость...?

Я отвернулся в сторону, от той шестёрки, чтобы чуть-чуть отвлечься и не начинать разборок в камере. Хрен его знает, как всё повернётся. А ну как и урки захотят поучаствовать? Если все скопом навалятся — но на ноль в момент помножат. Так что будем сидеть тихо и ждать завтрашнего дня. Всяко — разно на допрос должны будут вызвать. Хотя мне непонятно, почему нас вообще сюда сунули. Ведь посчитали именно за шпионов, а закинули в общую камеру. Но с другой стороны, скорее всего просто не поверили, что мы можем быть разными шпионами-диверсантами. Судя по окружающей меня публике, они могли при взятии говорить что у них папа — Гитлер, лишь бы на месте не пришили. А там пойдут допросы, протоколы, глядишь и удастся жизнь сохранить... В принципе, наверное так и есть. А из-за того, что мы говорили по-русски, нас, не взирая на французские документы запихнули именно сюда. Непонятно только, откуда в Бургасе столько русскоговорящих? Особенно полицаев? Или они так драпали, что с Румынии до Болгарии добежали и не заметили? Хотя какая разница... Я пихнул в бок Птицына и сказал:

— Давай ка Игорь, поспим. Только массу давить предлагаю по очереди — мало ли что?

— Тогда спи первый — я не хочу...

Ну, первый, так первый. Подняв воротник куртки, я втянул голову в плечи и привалившись к тёплому боку товарища закемарил. Потом, мы с ним поменялись и незаметно наступило утро.

Глядя на оживление которое с первыми лучами солнца посетило камеру, я спросил у вчерашнего соседа:

— Чего все так суетятся? Экзекуция готовиться?

Тот сделав вид, что не помнит вчерашней обиды, ответил:

— Не...Какая экзекуция? Мы же не у немцев. Завтрак сейчас будет, вот и зашевелились.