Михаил Маришин - За три войны до… Реинкарнация Победы – 4

– Что же это, по-вашему, получается? – тут уже Сергей Миронович стал выходить из себя. – Китайским коммунистам верить нельзя, а японским империалистам, выходит, можно? Как вы после этого вообще можете называть себя большевиком?

– Могу. И совесть моя меня не гложет. Коммунист коммунисту рознь. Или, может, мы с Троцким стоим на одной платформе? Нет! Мы непримиримые враги! Он хотел бросить наше молодое советское государство как дрова, растопку в пожар мировой революции, то есть, фактически, уничтожить его ради весьма призрачных целей. По правде говоря, все мы понимаем, что истинной целью Троцкого было именно уничтожение СССР и не более. Мы же строим общество будущего, развиваем теорию и практику коммунизма. Мы пришли к концепции концентрации, в рамках которой можем свободно выстраивать отношения с зарубежными странами независимо от их социального строя. Всё, что на пользу СССР, работает на построение коммунизма в мировом масштабе. В конечном итоге. Что касается японских империалистов, то именно сейчас есть уникальный шанс заключить с ними мир. Навсегда. И говоря это, я оперирую не понятиями классовой близости, а прагматичными понятиями взаимной выгоды и взаимных интересов. А они у нас с японцами совпадают. Флотская группировка, вышедшая на нас и заручившаяся поддержкой их императора, точно так же как и мы кровно заинтересована в угнетении и устранении армейского клана от власти. Подчинив армию, флот не сможет допустить, сверх самого необходимого минимума, её восстановление и рост после разгрома, который мы учинили. Иначе вновь вынужден будет бороться за власть внутри страны. Нет армии – нет агрессии в сторону наших границ. Далее. Японии, крайне ограниченной в собственных ресурсах, нужна экспансия и направлена она будет в сторону моря. Там лежат колонии европейских и американских буржуазных стран. Выгодно ли нам это? Как ни странно, да! Мы, конечно, против всякого колониального угнетения. Но лучше уж пусть колонии, если не могут освободиться, принадлежат нейтральной или даже дружественной стране, чем нашим однозначным врагам. По крайней мере, с друзьями и нейтралами мы сможем выгодно торговать и даже влиять на колониальную политику, облегчая участь угнетённых. А враги, несмотря на слова Владимира Ильича о готовности продать верёвку, то и дело блокируют наши закупки в Европе и Америке. Разве нашей экономике не нужен, например, натуральный каучук? И уж точно, пока западные буржуазии будут связаны борьбой с Японией, они не смогут полностью сосредоточиться на нас. Вот такие у меня аргументы в пользу ориентации на империалистов, а не коммунистов. Но для этого надо исхитриться заключить такой мир, чтобы он был почётным для всех сторон. Поэтому делать это надо прямо сейчас, не загоняя оппонентов в угол. И подвести прочную моральную основу под него.

– Товарищи, я не могу больше ждать, – перебил меня Молотов, – до назначенного времени переговоров десять минут.

– Езжайте, товарищ Молотов, потяните пока время, пусть понервничают, – «благословил» дипломата Сталин. – А мы с здесь пока подумаем и примем решение. Продолжайте, товарищ Любимов.

Несмотря на ободряющий тон Иосифа Виссарионовича, я сбился с мысли и так и не смог открыть рот, пока не услышал, как за окном завёлся и уехал мой «Тур». Как же, главе НКИД не пристало приходить пешком!

– Да что там говрить, товарищ Сталин! – махнул я рукой. – Проявив сдержанность и уважение к противнику, мы выиграем больше, чем сокрушив его. В противном случае, мы не ликвидируем опасность на востоке. Более того, влезем в китайские дела, от которых лучше держаться подальше. Не в том мы положении, чтоб разбрасываться на все направления. Отдав занятую часть Маньчжурии назад, мы отдаём китайское, а вернув Сахалин, забираем своё. И возвращаемся к границам 1895 года. Для всего мира это можно представить как провал британской, и не только, политики стравливания России и Японии, что ещё больше сблизит нас с нашими восточными соседями, обозначив общего противника. И одновременно так мы обозначим невмешательство в японо-китайское противостояние. Пусть англичане и американцы тратятся на поддержку китайцев, у нас своих проблем полно. То, что мы пожмём протянутую нам руку их Тенно, авторитет которого в Японии непререкаем, также укрепит до железобетонной крепости наш мирный договор. Любая собака, что тявкнет против СССР в Японии, становится врагом друзей императора, а следовательно, его врагом. А вот если отвергнем её – нанесём несмываемую ничем обиду. Японский флот, третий в мире, станет как бы и советским Тихоокеанским. Любой, кто вздумает напасть на нас с моря на Дальнем востоке, прежде всего, должен будет справиться с Японией. И ради чего мы от этого отказываемся? Ради китайцев? Мы достаточно сильны и богаты, чтобы позволить себе благотворительность? Ради того, чтобы РККА одержала ещё одну-две славных победы? Но тогда, боюсь, мы заработаем славу недальновидных дураков, Мы с японцами уже достаточно побили друг друга, чтобы убедиться в бесперспективности и вредности этого занятия. Пора бы уже попробовать жить добрыми соседями.

– Всем понятна суть «нулевого варианта» товарища Любимова? – громко спросил Сталин, обведя присутствующих глазами. – Может, у кого-то есть замечания, поправки? Нет? Тогда прошу членов ЦК и Совнаркома голосовать. Товарищ Киров, считайте. Кто за план «Красная Маньчжурия»? Кто за «нулевой вариант»? Кто воздержался?

Мне казалось, что я говорил доступно и красноречиво, но вопреки моим ожиданиям за меня проголосовал только нарком ВМФ Кузнецов и сам Сталин. Подавляющее большинство желали облагодетельствовать китайских коммунистов, но многие, в том числе и Киров, воздержались. Мной моментально овладело похоронное настроение. А как иначе описать ощущения, когда навсегда прощаешься с уникальным и неповторимым шансом обезопасить свою страну и насолить американцам с англичанами? А заодно и немцам. Не зря Сунь-Цзы говорил, что лучший способ победы – разрушить союзы врагов. А худший – осаждать крепости. И сейчас всё шло к тому, что мы будем вынуждены вечно осаждать крепость под названием «Япония», чей гарнизон её бы ни занимал.

– Согласно Конституции Союза ССР, как Предсовнаркома, я осуществляю руководство внешней политикой СССР, – встав с кровати Сталин принял вызывающую позу, вытянувшись, чтобы казаться повыше и выпятив грудь. – Я под свою ответственность принимаю решение работать по «нулевому варианту»! Но, так как моя позиция идёт вразрез с мнением большинства в ЦК и Совете Народных Комиссаров, ставлю на голосование вопрос о доверии ко мне на посту Председателя. Прошу голосовать!

– Товарищ Сталин, да что же вы! Конечно, мы вам доверяем! – засуетился Каганович.