Михаил Маришин - За три войны до… Реинкарнация Победы – 4

Каждый вечер наша четвёрка, распрощавшись с оппонентами, ехала в Кремль на доклад, где подводились итоги и ставились задачи на следующий день. На этих совещаниях, кроме Сталина и Кирова, присутствовали только «силовики». Даже Берия был там только потому, что его ведомство устроило тайную аудиотрансляцию переговоров и вообще всего, что происходит на «Революции», в «онлайн» режиме, что давало нам некоторые преимущества. В целом, советское руководство ходом переговоров было довольно. Но мне, с подачи товарища Ворошилова, несколько раз высказывали, будто бы я потакаю японцам. Конечно, сидеть куклой я просто по своему характеру не мог и, когда Ёнай в особенно тяжёлых случаях, обращался именно ко мне, давал ответ, который бы мог максимально удовлетворить обе стороны, а не «нагнуть» японцев, как практически всегда это делал Молотов. Под конец переговоров, когда последний вопрос, касающийся порядка и сроков подписания и оглашения договора был решён, я вообще попал в двусмысленное положение. Ёнай Мацумаса проводил нас до трапа и в этот момент один из помощников поднёс ему длинный свёрток пурпурного шёлка.

– Господин Любимов, – сказал адмирал, – в качестве признания ваших исключительных заслуг в деле достижения взаимного мира, позвольте преподнести вам подарок.

Он сделал всего одно незаметное движение и ткань будто сама собой развернулась у него в руках, явив моему взгляду японский меч в лакированных чёрных ножнах.

– Это тати мастера Мурамаса, – сказал японец. – Его несравненные клинки были запрещены сёгуном Токугава из-за того, что в них заключены демоны, жаждущие крови. Владельцы были обязаны под страхом смерти сдать своё оружие. Молодой хозяин этого меча не был казнён и не сдал своего клинка людям сёгуна. Он бесследно исчез и род его прервался. Земли отошли во владение императора. Много столетий спустя, во время Великого землятрясения Канто, в древнем саду камней сдвинулся огромный валун. Под ним слуги обожаемого Тенно нашли этот великолепный клинок. Вручаю его вам, как человеку, имеющему довольно мудрости и воли не только обнажить меч, но и вложить в ножны.

Подарок был символичным, но не на это в тот момент я обратил внимание. Камень, меч, бесследное исчезновение. Эта цепочка сразу выстроилась у меня в мозгу, заставив без разговоров принять оружие, хотя от любого другого подарка я бы, скорее всего, отказался. Очень уж это было похоже на мою историю. Меч с демонами. Мой-то тоже, ох как не прост. Знаю, что даже просто держа его поблизости, становлюсь более резким, чем обычно.

– Благодарю, господин адмирал, – сказал я, принимая оружие и заворачивая его обратно в шёлк, – это очень ценно для меня.

А на подведении итогов я получил взбучку! Как же, Ёнай никому больше ничего не дарил, а тут такое внимание! Явно неспроста! Маршал Ворошилов исходил подозрениями, как змея ядом. Если бы не Берия, сожрал бы меня наверняка. Лаврентий Павлович спас, упрекнув Клима в том, что он мне просто-напросто завидует. «Трансляцию» они слушали все вместе и о мече знали. Вот только дарить его предполагалось японцами изначально именно наркому обороны, знавшему толк в шашках и саблях, чтобы да, подкупить его. Хоть немного. А тут Любимов подсуетился и перехватил!

– Да, товарищ Ворошилов, пока всех империалистов в капусту не порубит, шашку в ножны вкладывать не умеет, – пошутил Сталин, одновременно польстив Ворошилову. – Но вам, товарищ Любимов, надо быть скромнее. А то, создаётся впечатление, будто вокруг вас всё вертится. Будто нет ЦК, Совнаркома, РККА, всего советского народа. Коммунистам не к лицу принимать личные подарки от посланников японского императора. Можно, но только от лица всего народа СССР. А вы что? Это очень ценно для меня! – передразнил он мои слова в конце. – Отнимать у вас вашу сабельку не будем, но на будущее имейте в виду!

– Я не просто так принял этот подарок, – принялся я выкручиваться на ходу. – А с целью иметь повод подложить свинью нашим закадычным западным врагам и связать их в будущей войне Японией как можно дольше. Ведь на всякий дар прилично будет отдариться? Вот и хочу тоже вручить японцам меч. Если вы разрешите, конечно. Нам от этого, ни тепло, ни холодно, а вот хозяевам индокитайских колоний…

– Что вы имеете в виду? – насторожился Иосиф Виссарионович.

– На Плещеевом озере у товарища Кузнецова учебная база палубной авиации… – начал я объяснять свою задумку, которую можно было провернуть за те два дня отдыха, которые мы взяли, чтобы привести себя в порядок перед церемонией подписания. Я боялся, что мне будут возражать, но Сталин только кивнул, выслушав мои расклады, и разрешил действовать.

Эпизод 6.

Утором в субботу я, вооружившись подарком, на гребном баркасе подошёл к «Революции» и выразил желание пообщаться с адмиралом Ёнаем Мацумото. Поняв через переводчика, чего я хочу, японские морпехи засуетились и министр флота Страны Восходящего Солнца, свежий и при полном параде, в мундире, с регалиями и наградами вышел ко мне буквально через пятнадцать минут.

– Доброе утро господин адмирал! – приветствовал я его. – Не в наших обычаях оставаться в долгу. У меня тоже есть для вас подарок. Но, чтобы его вам получить, придётся совершить небольшой перелёт. Если желаете, можете взять с собой двух сопровождающих. Но предупреждаю, дело может занять целый день.

Ёнай раздумывал совсем не долго, но попросил дать ему время собраться.

– Не переживайте, господин адмирал, место, куда мы прилетим, достаточно далеко от любых посторонних глаз и вас там ждут именно как министра флота, – успокоил я его и сделал прозрачный комплимент. – Мундир и оружие вам исключительно к лицу.

– Хорошо, – ответил тот, – но мне всё равно надо сделать распоряжения. Это займёт пять минут.

– Готов ждать хоть полчаса! – улыбнулся я как можно более открыто. Хотя, с моей-то физиономией этого, пожалуй, делать не стоило. Тем не менее, через пятнадцать минут, выйдя из канала, мы вчетвером пересаживались с баркаса прямо в поплавковую «Стрекозу», присланную наркомом Кузнецовым. Разогнавшись по гидроаэродрому Кожуховского аэроклуба, АИР легко взмыл в воздух и взял курс на север. Мощные моторы легко несли небольшой самолёт сперва над московскими окраинами, застроенными заводами и рабочими посёлками, а потом над лесами, перемежавшимися ухоженными колхозными полями и пастбищами. Наш пилот, лейтенант во флотской форме, видимо заинструктированный до жути, молчал как рыба, поэтому развлекать иностранных гостей в полёте, отвечая на вопросы о том, что мы видели, пролетая на небольшой высоте, приходилось мне. Над Москвой было относительно просто. Слева ЗИЛ, прямо под нами АЗЛК, дальше авиазавод и так далее. А вот в сельской местности приходилось комментировать то, что люди снизу машут нам руками, то, как школьники на спортплощадке занимаются физкультурой и тому подобное. Но постепенно, Ёнай Мацумото, видимо посчитав, что соблюдён минимум приличий и интерес к расстилающейся внизу советской стране обозначен, стал затрагивать более серьёзные темы.