Сергей Протасов - Цусимские хроники. Новые земли

© Сергей Протасов, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

С получения известия о прибытии флота в залив Посьета и до того момента, когда вторая эскадра пришла во Владивосток, в порту творилась невообразимая суета. Срочно тралились повторно уже проверенные фарватеры, готовились места стоянок у стенок и в бухте Золотой Рог, очищались и подкрашивались причалы. Все плавсредства приводились в готовность, а что не могло быть полезным, убиралось с глаз долой. О суровом нраве Рожественского уже ходило множество слухов, поэтому даже ночью продолжалась подготовка к встрече эскадры, победившей грозного адмирала Того. Только к утру все потихоньку успокоилось.

Когда с батареи на мысе Таран сообщили, что видят на юго-западе множество дымов, вероятно, принадлежащих приближающейся эскадре, все военное и городское начальство начало съезжаться в порт. Слух об этом моментально распространился по Владивостоку. Толпы народа быстро заполнили все возвышенности вокруг Саперной и Иннокентьевской батарей. Множество лодок, баркасов, шаланд и прочей плавучей мелочи заполнило пространство гавани, медленно перемещаясь в пролив Босфор Восточный и двигаясь к Амурскому заливу. Все спешили скорее увидеть эскадру, которую ждали так долго.

Броненосцы и крейсера уже были достаточно хорошо видны с берега. Обладатели биноклей и зрительных труб могли даже разглядеть разрушения на головных, о чем рассказывали окружающим. Вокруг них быстро начали кучковаться горожане, желавшие скорее услышать подробности.

Несколько судов ближе к хвосту колонны шли с явным креном, но все двигались своим ходом и строй держали ровно. Не доходя до западного устья Босфора Восточного, эскадра начала разделяться. Большая ее часть медленно, словно преодолевая боль или усталость, втягивалась в бухту Новик. До них добраться встречающие не успели. Оставшиеся четыре больших корабля, сопровождаемые несколькими пароходами и обступившими их со всех сторон суденышками, входили в гавань порта.

Транспорты имели весьма затасканный вид. Краску с них смыло волнами, борта помяты, да к тому же в многочисленных разводах ржавчины. Но те, кого они сопровождали, выглядели гораздо хуже. В двух головных с трудом можно было узнать сравнительно недавно ушедших в море четырехтрубных красавцев «Россию» и «Громобой». Следом шел «Ослябя», сильно севший в воду носом, а за ним изуродованный до неузнаваемости, почти сплошь закопченный до угольной черноты, а кое-где обгоревший до заводского сурика «Князь Суворов».

Всеобщий восторг несколько угас при виде разодранных в клочья бортов и надстроек, исковерканных и многократно пробитых труб и дефлекторов вентиляторов и обрывков рангоута. Закопченная и обгоревшая корма госпитальной «Костромы», с наполовину облезшим от жара большим красным крестом на ней, вызвала множество пересудов. Зрелище и в самом деле было тяжелым, даже не смотря на частично закрытые деревом и парусиной дыры, выброшенные в море обломки трапов, надстроек и мостиков, смытую и соскобленную, где было возможно, копоть, разводы угольной грязи и крови.

С приходом кораблей суматохи стало еще больше. В первую очередь начали разгружать госпитальные суда. Жаждущих сенсаций журналистов, сразу ринувшихся вперед, быстро оттеснили в сторону подошедшие к стенке на шлюпках матросы с «Громобоя» под командой двух офицеров. Не добравшись до медиков и раненых, журналисты попытались взять в оборот командовавших оцеплением офицеров.

Но молодые лейтенанты в отчищенных и отглаженных мундирах с посеревшими от усталости лицами не были склонны общаться с прессой. На все вопросы они отвечали только обещаниями дать интервью позже. Просили дать перевести дух после боя. Так и не удовлетворив профессионального любопытства, они вскоре отбыли обратно, приставив для охраны приунывшей пишущей братии пару жандармов. Так репортеры и простояли до самого вечера, ожидая, когда к ним выйдет хоть кто-нибудь из начавших съезжать на берег офицеров. Отвлекать занятых в работах эскадренных грузчиков, солдат или матросов из охраны пленных жандармы не позволяли.

После перевозки раненых и пленных места у стенок освободили для боевых кораблей. Тут уж писакам было чем заняться и без интервью. Быстренько набросав в блокнотах очерки о страшных дырах в выгоревших высоких бортах, наспех заткнутых чем попало, добавив к этому мало-мальски посчитанное количество раненых и пленных, переправку которых они могли видеть краем глаза, журналисты, один за другим, мчались на телеграф, где сразу же образовалось столпотворение. Чтобы избежать парализации связи, руководство телеграфа было вынуждено ввести ограничение на количество слов, отправляемых в телеграмме одним человеком.

Едва эскадра встала на якорь, начальника порта контр-адмирала Греве вызвали на борт флагманского броненосца «Орел». Терзаемый недобрыми предчувствиями перед встречей с Рожественским, он подготовился как мог, захватив с собой солидную папку бумаг, но вместо грозного адмирала предстал перед его штабом. В адмиральском салоне в течение получаса он был «накачан» на предмет срочности и важности ремонтных работ.

Затем там же он встретился со всеми механиками эскадры и принял от них уже составленные заявки на необходимые материалы, а от Политовского чертежи некоторых деталей, изготовлением которых в литейных и кузнечных мастерских базы надлежало заняться в первую очередь. В общих чертах был составлен график работ, исходя из возможностей Владивостокского порта, обеих плавмастерских, пришедших с эскадрой, имевшихся в порту бригад, материалов и ремонтных средств.

В этом импровизированном совещании принимали участие все старшие офицеры штаба Рожественского и инженерный корпус эскадры в полном составе. Стиль совещания оказался для Греве совершенно непривычным и каким-то стремительным. Контр-адмирала, начальника порта никто не спрашивал, сможет ли он обеспечить то, что от него требовали. Его просто спросили, что он имеет, а затем уже только ставили задачи, обозначая конкретные сроки с оглядкой на какие-то свои, невероятные нормы производительности. Правда обещали помочь знающими людьми из машинных команд и трюмных дивизионов кораблей, не занятых в боевой подготовке.