Сергей Шхиян - Самозванец

— Какой еще казак? — не понял он.

— Кого тут зовут Казаком, — уточнил я вопрос.

— А, вон кто тебе нужен. Да вон тот старичок и есть Казак, — сказал он, повернулся и показал пальцем на щуплого старичка, одиноко сидящего за столом на другом конце зала. Этот жест моего нового знакомого не остался незамеченным, и старичок тотчас повернулся в нашу строну, ласково, сколько можно было разглядеть издалека, улыбнулся. Мне такого типа люди никогда не нравились, у них обычно все какое-то слишком фальшивое и вкрадчивое. Однако выбора не было, нужно было как-то договариваться, потому я встал и направился к нему.

Вблизи Казак оказался еще противнее, чем издалека, как говорится, следы порока оставили на его лице слишком отчетливые следы. Я подошел и вежливо поклонился. Он ответил улыбкой, обнажив неровные корни сгнивших зубов.

— Позволь присесть? — ответив на улыбку, спросил я.

— Садись, место не купленное, — ответил он старческим, дребезжащим голосом. — Я что-то тебя не припомню, мы уже встречались?

Характеристика продажного приказчика, что атаман очень жесткий человек, с которым трудно договориться, оказалась вполне справедливой. Хотя глава охотнорядских воров рисовался мне крутым «пацаном», живущим по понятиям, а не безобидным с виду старичком, но в том, что передо мной сидит настоящая щука, можно было не сомневаться.

— Нет, не встречались, но слышать о тебе доводилось, — ответил я полуправдой, услышал я о нем только сегодня. — Нужно поговорить об одном деле.

— И какое же у тебя ко мне дело? — делано удивился он.

— Меня сегодня твои люди обидели, — прямо ответил я. — Нужно бы то, что они взяли, вернуть.

Казак вполне искренне удивился. Он отхлебнул из своей кружки какую-то мутную жидкость, явного не спиртового происхождения, и только после этого ответил:

— Ну, обидели и обидели, великое дело! А ты возьми и прости.

В его голосе и взгляде было столько естественного высокомерного равнодушия, что я понял, разговаривать с ним в таком тоне бесполезно.

— Ладно, коли так, прости что побеспокоил, — спокойно, без обычной в таком случае угрозы в голосе сказал я. — Желаю хорошо тебе отдохнуть.

Я встал и, не оглядываясь пошел к своему столу. Не знаю, как такое поведение воспринял атаман, я больше на него не смотрел, но минут через пять он подошел сам и, кряхтя, опустился рядом с нами.

— А я тебя, кажется, уже где-то видел, — добродушно подхихикивая, сказал он, — только не могу вспомнить, где.

— Это вряд ли, если бы мы раньше встречались, то я бы тебя на лицо запомнил, — сказал я, откладывая обглоданное баранье ребрышко. — А вот слышать обо мне, наверное, слышал.

Я замолчал, давая ему возможность покопаться в памяти.

— Не припомню, а почему я должен был о тебе слышать?

— А я Фильку с Верстой на тот свет отправил, — скромно сказал я. — Их-то ты не мог не знать.

О том, что вся воровская Москва как огня боялась этих маньяков, я был наслышан, потому и решил сыграть с этой карты. И, кажется, не прогадал. Старичок заиндевел на добрый десяток секунд, потом острым желтого цвета языком облизал тонкие губы. Его старческие, выгоревшие глаза блеснули молодо и зорко.

— Про Фильку знаю, — тихо ответил он, — его, кажись, в Кремле зарезали. А вот о Версте первый раз слышу. Знал только, что он куда-то пропал. Вот он, куда сердечный подевался… Хороший был человек, упокой Господи его душу грешную.

— Господь всех упокоит, кого раньше, кого позже, — пообещал я, занимаясь своим бараньим боком.

— И за что же ты их, сирот, порешил? Поведай, если, конечно, если не секрет?

— Какой тут секрет. Обидели они меня, а я им не простил, — обыграл я его недавнее предложение простить обиду.

— Да, — негромко произнес он, — все дела наши грешные. Так это тебя сегодня по голове ударили? Вижу, крепко тебе досталось.

— Ты об этом? — спросил я и потрогал свой разрисованный, подпухший фейс. — Нет, это я вчера в Разбойном приказе с приказными повздорил. У меня как раз их деньги твои людишки и украли.

Казаку ситуация окончательно разонравилась. Он откашлялся и спросил:

— И много там было?

— Кого? — не сразу понял я. — Приказных или денег?

— Денег, — уточнил он.

— Двадцать ефимок да сабля. Да ты не волнуйся, я деньги не здесь, так в другом месте добуду, да еще с хорошим барышом. Деньги-то не велики, обида большая!

— Да, все дела наши грешные, — повторил он присказку. — Ты не торопишься?

— Покуда нет.

— Я сейчас людишек попытаю, может быть, кто из моих об этом деле и слышал. Если что, не держи обиду, отдадут все как есть.

— Вот и хорошо, я за этим и пришел, зачем нам между собой ссориться!

— Ты подожди, я мигом, — заторопился он и быстро вышел из трактира.

— Хозяин, это они нас обокрали? — спросил Ваня, когда мы остались за столом одни.

— Они. Ничего, сейчас все вернут, — пообещал я. Действительно, не успел я доесть свою баранину, как вернулся мой старичок с дюжим парнем. У того в руке была сабля.

— Твоя? — уточнил Казак.

— Моя.

— Вот и хорошо, а ефимки твои чуть погодя принесут. Может быть, не побрезгуешь нашим угощением?

— Спасибо, уже сыт, как-нибудь в другой раз.

— Как твоей душе угодно, главное, чтобы без обид.

— Ну, о чем разговор, какие теперь обиды, когда все решилось. Если бы Верста сговорчивей был, сейчас бы не червей кормил, а солнышком любовался.

— Да, жизнь наша — ломанный грош. Вот так живешь, живешь и не знаешь, какой тебя конец ждет. Слышал, вчера приказной дьяк Иван Иванович с лошади упал и насмерть расшибся?

— Было такое, я как раз тогда в Разбойном приказе был. Тоже хороший был человек, хоть мы с ним и не ладили. Царствие ему небесное.

Такое совпадение окончательно смутило воровского атамана. Он уже не знал, как себя вести с таким странным типом, как я.

— Если в чем нужна будет наша помощь, то только слово молви, — предложил он. — Мы свою вину понимаем. Да если бы знал, где упадешь, соломку подстелил.

— Может, помощь и потребуется, — ответил я. — Те холопы, что меня сегодня сзади ударили, девку мою увели, если сам не верну, попрошу помочь.

— Слышал о таком деле, будет нужда, только слово молви, порвем на куски. Ты не смотри, что мы тихие, силы у нас много.

Пока мы разговаривали, тот же парень, что принес саблю, доставил и пропавшие деньги, причем в моем собственном кошельке. Осталось только сердечно проститься с любезными хозяевами и отправиться по своим делам. Путь нам предстоял неблизкий. О селе Подлипки, куда предположительно любящий папаша увез Наталью, я знал только, что оно расположено на севере от Москвы где-то после Мытищ. На электричке с Ярославского вокзала туда ехать минут сорок, но электрички в этом направлении пока туда не ходили, а сколько времени займет туда поездка верхом, можно было предполагать с очень большим приближением.