Сергей Шхиян - Самозванец

— А ты не можешь рассказать, что происходит в Москве, — спросил я говоруна. — Я только сегодня вернулся и ничего не знаю. Чего этот Шуйский натворил?

Польщенный вниманием, знаток политики солидно кивнул головой.

— Почему не рассказать, когда дело ясное, что дело темное. Значит, было так. Когда наш государь только пришел в Москву, Васька Шуйский подговорил торгового человека Федьку Конева и Костю-лекаря народ смущать, что, мол, новый царь — не царь, а самозванец, и поручил им разглашать об этом тайно в народе. Конев-то с Костей-лекарем и пошли по кабакам и на торгах языками болтать. Только их быстро изловили и править стали. Вот они на Ваську-то и показали. А тут и поляки пришли с жалобой к царю-батюшке, что Васька Шуйский хотел поджечь посольский двор, в котором они стоят. Вот Ваську-то поймали, да и на суд повели. Государь не стал крамолу на него наводить, а отдал дело на разбор большому собору. А там, кроме духовенства и членов Думы, были и простые люди. Я тебе говорил, что из простых никто не был за Шуйского, все на него кричали?

Я подтвердил, что говорил. Тогда он продолжил:

— А потом и сам государь уличал боярина в клевете, и говорил с таким искусством и умом, что те, кто там был, пришли в изумление. Собор-то и решил, что Шуйский достоин смерти. Сегодня Васька-то с плахой и поцелуется.

Когда рассказчик замолчал, я сказал загадочную фразу:

— Чудны дела господни и человеческие!

Посетителям новая мысль понравилась.

— Это ты правильно сказал, — подтвердил прежний рассказчик, — довольно Шуйские повластвовали, пора и честь знать.

— Они и против Годуновых замышляли, — вмешался в разговор еще один бражник.

— Это так оно и есть, в Москве кто не поп, тот батька, — непонятно к чему сказал третий. — Еще бы дела не чудны! Вчера один купец так напился, что и свою избу спалил и всех соседей. А сегодня проспался и говорит, что чудо видел, вроде как явилась ему святая Варвара-мученица и велела под крышей костер развести. Вот он святой и послушался.

— Это еще что, вот под Москвой один поп живет, так он из людей бесов выгоняет. Как сам Христос. Соберет паству, помолится с ней, а потом за вожжи и давай бесов изгонять. Особенно из баб, которые потолще, выгонять старается.

Разговор начал постепенно уходить в сторону от текущего политического момента. Я не к месту вспомнил фантастический рассказ Рея Бредбери, о том, как турист, попав в доисторическую эпоху, наступил на бабочку, а когда вернулся в свою Америку, там оказался другой президент.

«Может быть, и я уже как-то повлиял на историю», — с грустью думал я, слушая продолжение рассказа об изгнании попом бесов из упитанных прихожанок. Толстые бабы меня в тот момент не интересовали.

Однако для остальных участников дискуссии тема оказалась более интересна, чем усекновение головы боярину князю Шуйскому, что лишний раз подтвердило тезис о низменности даже высоких человеческих помыслов.

— У меня была одна купчиха, вот толста, так толста, — вмешался в разговор новый участник, — не поверите, когда я на нее забирался, Коломенское было видно!

Такое смелое и главное неожиданное воспоминание невзрачного с виду мужичонки заставило общество задуматься. Я, как и все, представил себе габариты неизвестной купчихи и решил, что рассказчик что-то путает.

— А с какого места ты Коломенское видел? То есть где та твоя купчиха жила? — спросил знакомый подмосковного попа.

— В Замоскворечье, — ответил мужичонка.

— Оттуда и с пожарной каланчи Коломенской не увидишь, не то, что с бабы, — начал спор за правду очередной оппонент.

— А вот спорим, что с моей купчихи усмотришь?

— А когда будут казнить Шуйского? — вмешался я.

— Да, правда, пошли, посмотрим, — загорелся рассказчик политических новостей. — Я очень уважаю, когда казнят, смотреть. Особенно, если палач хороший. Как даст топором, и голова с одного удара…

— Вот я одного палача знал, — поддержал тему глазастый приятель купчихи, — вот палач был все палачам палач. Как-то раз с одного удара три головы срубил!

— Опять врешь! — рассердился правдолюб. — Две, я еще поверю, но что три, врешь. Это какой же у него топор должен быть?!

— А вот мне больше колесование нравится, — подошел к нашему столу очень пьяный человек с отрубленными ушами. — Когда мне уши резали, со мной рядом одного разбойника колесовали. Вот крепкий был мужик, ему ломом руки и ноги ломают, а он хоть бы крикнул, только матерился!

Отмеченному палачом парии никто не ответил и, несмотря на свое пьяное состояние, он это понял и с ворчанием вернулся на свое место.

— Пошли, пошли скорее, посмотрим, как Ваське Шуйскому голову отрубят! — заторопился политик, — а то все пропустим!

Однако идти на представление согласилось всего три человека, включая политика и меня. Последним пошел правдолюб.

— Ненавижу вранье, — жаловался он, — иной такого наговорит, что сам не знаешь, может такое быть, или нет. Вот ты веришь, что такие толстые купчихи бывают? — спросил он меня.

— Не верю, врал он все, разве не видно? — вместо меня ответил политик. — Если бы такая красивая баба в Москве была, ее бы весь город знал.

Разговор наш как-то закольцевался между купчихой и Шуйским. Я шел между новыми приятелями и только на подходе к Кремлю вспомнил, что оставил возле трактира своего донца. Князь Василий Иванович как-то сразу вылетел из головы.

— Все, мне надо назад, — сказал я товарищам.

— Ты чего? — удивился политик, — Уже почти дошли!

— Мне лошадь дороже, — заупрямился я.

— Какая еще лошадь? — не понял правдолюб. — Скажешь еще, что лошадей казнят!

— Все, — сказал я, останавливаясь, — дальше не пойду.

— Да чего ты, вон уже видно, эй, — окликнул политик прохожего, — Шуйского казнили?

— Да, казнят такого! — зло ответил бедно одетый пожилой человек, — У них же там одна шайка! Боярин-то уже и с народом простился, и на плаху голову положил, мы думали все, как тут прискакал гонец с царской милостью. Опять бояре государя вокруг пальца обвели.

— И чего? — не понял политик.

— А ничего, с того света отпустили. Я, понимаешь, зря полдня потерял. А такое место занял, все видно как на ладони, а тут гонец…

— Так чего? Ваську отпустили, что ли? — продолжил выяснять историческую реалию политик.

— А я что говорил, крутом одно вранье! Никому верить нельзя, — подытожил разговор правдолюб.

— Вы как хотите, а я возвращаюсь, — упрямо сказал я. — Мне на казни смотреть неинтересно!

— Так дошли же уже, чего назад тащиться, что тут, кабаков мало?

— Нет, меня лошадь ждет, я за ней, — сказал я, так и не приобщившись к событию, попавшему в учебники истории.

— Ладно, пошли вместе, а то еще подумаешь, что мы тебя в трудную минуту бросили, — сказал кто-то из новых товарищей.