Любовь Сушко - Елена – дочь Софии. Дочери Руси

А между тем корабль приближался к столице. И в Московии все было не так, как того хотелось князю. Он на ходу что-то пытался переменить, но оставалось слишком мало времени. А ведь за спиной царевны стоит древний и вечный мир.

Но разве не такую жену он и хотел? Не за ней ли отправлял послов своих. Но как только князь добился своего, так и появились какие-то сомнения. Тут же вспомнил о младенце, рожденном в монастыре, подумал о том, что не видел его мертвым, а что если он объявится в один прекрасный момент? Но может, никакого ребенка и не было, над ним просто решили поиздеваться эти люди, чтобы просто лишить его покоя и сна.

И словно желая откреститься от прошлого, Иван снова вспомнил о царевне, которая совсем скоро появится тут. Страшное волнение снова овладело душой. Бояре в последние дни тоже едва сдерживались. Они не были довольны ее появлением здесь, но с этим придется мириться, никуда им не деться.

Московия станет третьим Римом, как и предсказывали когда-то, и он сделает для этого все возможное. Но они не хотели слушать и понимать его недовольство, им хотелось жить и не тужить по-прежнему.

№№№№№№№№№

А тем временем боярину Федору не хотелось оставаться у литовцев. Но ему надо быть благоразумным и примириться со своей участью. Он видел царевну, она не стала ему ближе за это время. Он так и не мог сказать, какая же она на самом деле, что ей близко и дорого, что не по нраву. Но ему не хотелось в этом признаваться даже себе самому, потому что он считался проницательным человеком. Ведь что-то надо будет сказать и тем, кто станет его обо всем расспрашивать. А сказать ему было нечего.

Литовцы встретили и русичей и царевну шумно и радушно. Они с любопытством взирали на будущую великую княгиню.

Но ее кажется это не трогало, она оставалась спокойна, едва отвечала, когда ее о чем-то спрашивали. Ей трудно было понимать, еще труднее говорить на их языке. Она считала, что многие рассказы сильно преувеличены.

Но посол смотрел с подозрением. Ему казалось, что за таким отношением может что-то последовать, какой-то подвох. А как к ней отнесется князь, у которого была дурная слава?

Он думал и о том, что когда она станет верховодить, а такое скоро случится, он надеялся, что его она не забудет, и может быть ему зачтется все, что теперь они переживают вместе. На князя он почему-то не надеялся. Женщины всегда мудрее и осмотрительнее, а это особенная, на нее можно положиться.

Но настал момент покинуть земли литовцев, они двинулись дальше к своей земле, к своей столице.

Потом все эти дни князь Иван вспоминал как один долгий день. Она должна была появиться к добру или к худу и переменить все в его мире. Он знал только одно – не может и не должен повторять свои ошибки, только тогда и мир его переменится. Хотелось скорее забыть о бедах и невзгодах, начать новую жизнь. И очень хотелось князю, чтобы не дошли до его новой жены разговоры о Марии, она не должна ничего узнать о том, что с ними случилось.

А пришельцы остановились в Пскове, миновав литовские земли. Долго стояла царевна около того самого озера, где погибло столько немецких рыцарей. Она и сама не знала, что будет дальше, что ждет ее там. Но они были ей ближе, чем русичи.

Псковский князь вышел навстречу со всеми своими боярами. А София не ведала, радоваться ей или печалиться. Князь потом говорил, что перед ним появилась настоящая царица. Но она готова была скрывать все, что с ней творилось в те минуты. Но думала, что возможно не все будет так скверно, как ей до сих пор казалось.

Она тепло попрощалась с Псковом, и они приближались к Московии. Она уговаривала себя, что князь может оказаться не так хорош, как Федор. Но скоро ей самой придется в том убедиться.

Вековые деревья расступились, они оказались перед стенами кремля, и она поняла, что добралась до того самого места, где ей и предстояла оставаться навсегда.

За стеной град был небольшим, даже в сравнении с Псковом, но довольно уютным, защищенным от внешнего мира. Воины направились к княжескому дворцу. Почему же он не выехал ее встретить, в этой толпе трудно было понять, кто же там есть кто.

Но вот уже появились все обитатели княжеского дворца, так показалось царевне, и только когда она взглянула на бояр, то поняла, какой из них князь. Легкое разочарование коснулось ее души.

Иван был среднего роста, вовсе не привлекателен. Его трудно было запомнить сразу, да и потом она еще путалась, он ли перед нею или не он, особенно, когда не было на нем этого дорогого плаща. Только роскошные одежды и заставляли выделять его среди более высоких, молодых и привлекательных подданных.

В первые дни Софии было особенно тяжело, она радовалась, что ее учили скрывать свои чувства и настроения. Тогда она вольно или невольно искала глазами Федора, того, которого привыкла считать своим мужем. Как ей хотелось, чтобы потом он оказался русским князем.

От Ивана не ускользнула ее замкнутость и отчужденность. Если на кого-то она и смотрела, то на посланника. Но если так будет продолжаться, то он отправил Федора подальше, да хоть в Киев. София почти не разговаривала с ним, ссылаясь на то, что она только учится их языку.

– Ей нужно, чтобы было лучше, чем у всех, – говорил один из ее слуг, – она не станет говорить плохо. Но он считал, что это было только отговоркой.

Но все те дни, хотя и была рядом, она жила в своем мире и с ним почти не общалась. Иван чувствовал, как ему ее не хватает. Тогда он отправил Федора в Киев, чтобы того и близко тут не было. Она сделал вид, что ничего этого не заметила, думала совсем о другом. А вот о чем она мыслила, угадать князь никак не мог.

Несколько дней к ее радости князь не появлялся. София могла немного оглядеться и перевести дух. Она обрядилась в богатыре одежды, для нее приготовленные, о таком прежде и мечтать не могла, и считала себя счастливой.

Она поворачивалась все чаще к образам, корила себя за то, что так много времени провела, забыв о жизни и простых ее радостях. Но она молилась, и пыталась понять, что же ей делать дальше в чужом мире. Ей казалось, что смотрели на нее осуждающе, но со временем все должно было наладиться.

Стоило ей перестать молиться, все снова отдалялось и казалось чужим. Она почувствовала страшную пустоту, страх, переходящий в ужас, пройдет ли это когда-то? Пока ей хотелось только одного – вернуться назад, в Рим, но пути туда для нее не было, надо было как-то все переживать тут. Слабости должны были отступить, она обретет над ними верх.

Выйдя из храма, она почувствовала себя свободно и беззаботно, хотя в личной жизни было все так же пусто. Но она оставалась слабой и беззащитной перед чужим миром и теперь.