Владимир Романовский - Хольмгард

— Нет. Мне все должны. Ты сам мне должен восемь гривен с прошлого года еще.

— Сейчас не об этом речь!

— Ты же эту речь завел — должен, не должен. А как самому долг отдать — так сразу речь не об этом.

— Опомнись, мельник. С кем говоришь. Посмотри вокруг, где ты?

— Прекрасно я все помню, чего опоминаться то? Ты сам посуди — ежели я каждого, кто мне должен, защищать буду, так это полгорода защищать придется. Вот тебя я, к примеру, не стал бы защищать, если бы тебя оклеветали.

— Это почему же, мельник?

— А ты человек неприятный.

За мельником по просьбе Детина выступил Бескан, купец, заявивший, что знает Детина давно и ни разу не замечал, чтобы Детин был склонен к поступкам, нарушающим закон, ревность там или не ревность.

Выступления эти никого, конечно же, не убедили.

Без особого энтузиазма Детин произнес речь в свою защиту, в которой опровергал сказанное кузиной подруги и Баженом. Да, он состоял в связи с Любавой. Может, это и грех. Но Любава — вдова, и нет такого закона, по которому людской суд может осудить его за эту связь. Да, у него были деловые отношения с Нещуком и Баженом, и, да, он наведывался к Бажену той ночью — чтобы справиться о товарах, давеча отправленных в Сигтуну. Да, Любава пропала, и он не знает, где она. О том, что он провел с Любавой почти всю ночь, он по совету Дике умолчал. Дике дает мудрые советы. Дике все понимает. Нет ни одной прямой улики, все косвенные. И какие бы ни были настроения народа или варангов, как бы не хотелось кому-то его осудить — не было на то никаких оснований. Не было!

— А осуждают меня потому, что осуждающими движет зависть, — провозгласил он. — Почему такое количество народу на площади? Неужто потому, что людям в это время дня делать нечего? Забот мало, гончарные круги сами собой вертятся, на полях все само растет, так, что ли? Нет. Пришли посмотреть, как осудят богатого купца. Позлорадствовать. Но ведь это грех великий.

Малан-младший передал это так:

— Судите вы меня, потому что завидуете. Пришедшие на площадь — бездельники и грешники.

— Нет, ты скажи так, как я сказал! — крикнул Детин.

— Я так и говорю, — ответил Малан. — Не тебе меня учить, купец. Биричи свое дело знают, не первый год служим. Я сказал то, что сказал ты, только не так пространно. Передал саму суть.

Детин хотел протестовать, но им снова овладела апатия. Хотелось забиться в какой-нибудь угол, закрыть глаза и ни о чем не думать.

— Что ж, — не очень уверенно сказал тиун Пакля. — Вина твоя, купец Детин, несомненна, испытания в данном случае бессмысленны. — Он подождал, пока Малан сообщит это толпе, и толпа ответила почти радостным гулом. — Передаю тебя на волю истца.

Он кивнул Ньорору. Ньорор шагнул вперед и взял Детина за плечо. Двое варангов сели в повозку, один взял вожжи, Ньорор повел Детина к повозке. Детин посмотрел на Дике, но она лишь развела руками, выражая лицом бесконечное сожаление.

— Постойте! — сказал неподалеку хрипловатый тенорок. — Я привел видока. Эй, ты там, на помосте! Я видока привел!

— Кто-то привел нового видока, — сказал Малан, хмурясь.

Тиун тоже нахмурился, но дал стражникам знак, и они расступились. К столу подошел Хелье, ведя Минерву за локоть. Толстая Дике уперлась взглядом в Хелье. Он ждал этого взгляда, почувствовал его, побледнел, но, повернувшись, неожиданно ей подмигнул. Дике от неожиданности попятилась.

— Кто ты такой? — спросил тиун.

— Это не важно. Не я видок, а она.

— Кто такая, как зовут? — Пакля повернулся к ведомой.

— Минерва с Черешенного Бугра.

— Чем занимаешься, Минерва? Дрова колешь?

Вокруг прокатился смешок.

— Я уличная хорла, — почти с гордостью произнесла Минерва, задрав подбородок.

Захихикали. Малан передал слова ее толпе, и толпа захохотала.

— Что же ты хочешь сообщить новгородскому суду? — осведомился Пакля.

— Я видела, кто убил Рибальда.

— Рагнвальда?

— Какая разница! Видела, и все тут, и больше ничего.

— Каким же образом? Ты была там?

— Да, была.

— На Улице Толстых Прях?

— Да.

— Что ты там делала?

Минерва нахмурилась недоверчиво.

— А сам ты как думаешь, что я там делала? Небось не пряжу пряла. Стояла себе, ждала, когда кто-нибудь подойдет. У стены. Толстых Прях — это мое самое доходное место. Все женатые, которые постарше, подходят.

Вокруг засмеялись.

— И что же ты видела? — спросил Пакля.

— Я ж сказала только что. Видела как убили. Рибальда.

— Рагнвальда.

— Да.

— И видела, кто убил.

— Да, видела.

— Вот этот? — тиун указал на Детина.

— Нет. Этот крупный, толстый и старый. — Вокруг засмеялись. — А тот был помоложе, маленький такой, худой. — На лицах изобразилось недоверие. — И не на Толстых Прях, а не доходя, за углом.

— Это неверно, — сказал тиун. — Именно на Улице Толстых Прях.

— Тебя там не было, — нагло заявила Минерва. — А я там была. За углом это было. А на Толстых Прях он потом сам дотащился. Этого я уже не видела. Видела, как ударили его ножом, в спину. А потом, который ударил, убежал, а Рибальд его мечом, но не достал. Рибальд на землю бух, а тот у него мешок с плеча снял. Рибальд опять свердом хлоп, а тот схватился за руку, но мешок не выпустил, и бежать. А вон он! — Минерва показала рукой.

Вокруг завертели головами. Но тот, на кого показала Минерва, смешался с толпой, и даже цепкий взгляд Хелье не сумел ухватить черты лица — Хелье заметил лишь движение.

— Не засчитывается, — сказал тиун и покачал головой.

— Что не засчитывается? — возмутился Хелье.

— Слова уличной хорлы не стоят ровно ничего.

— Ах ты пень горбатый! — крикнула Минерва. — Ах ты сволочь дряхлая! Да я тебя…

Хелье сжал ей локоть.

— Ты несомненно врешь. Это очевидно. Ньорор, забирай уличенного, вина его доказана, — сказал тиун.

Хелье не ожидал такого поворота дел. Сколько потрачено времени, сколько приготовлений — и вот, пожалуйста, «забирай уличенного». Все приложенные усилия купили купцу Детину десять минут надежды. Хелье хотел было протестовать, встретился взглядом с Дике, сжал зубы — и в этот момент на вороном коне в окружении пяти ратников, один из них — полководец Ляшко, к помосту через расступающуюся в страхе, чтобы не задавили, толпу, рысью подъехал Ярослав.

— Сам князь к нам пожаловал, — объявил Малан-младший, и в голосе его чувствовалась растерянность.

Толпа ахнула.

— Добрый день, новгородцы, — приветствовал князь собравшихся. Спешившись, он приблизился к столу тиуна.

— Этот человек ни в чем не виноват, — сказал князь, указывая на Детина. Голос его был хорошо слышен вокруг — в отличие от тиуна и видоков, князь не нуждался в услугах Малана в данном случае. — И я его отпускаю.

— Князь, мы здесь давно, и все уже решили, — запротестовал Пакля.