Виктор Сиголаев - Фатальное колесо. Пятое колесо в телеге

Пока же между нами лишь снисходительное подзуживание.

– Давай, мазута, располагайся. Наш дом – твой дом. Готовься, тебе еще Ленку целовать. Только не увлекайся, смотри…

– О! Даже так? На первого встречного бутылочку крутили?

– Ага. Слушай, «Бэ-эф» двенадцати градусов крепости! Ты чего бухнуть-то боишься? Давай! Для храбрости. Или мама не разрешает?

Наша песня хороша, начинай сначала.

Вообще в нашем возрасте отношение к алкоголю – вопрос статусный.

Не пить ты просто не имеешь права, нехорошо это. И подозрительно. К тому же реально по-настоящему на самом деле не пьет никто. Потому что вино, даже такое дешевое, как «Бахчисарайский фонтан», – ценой чуть больше рубля, – пока еще очень хорошего качества. Иными словами, «вставляет» быстро и надежно. И почти без похмелья на следующий день. Только кому это понравится – бездарно вырубиться и потеряться на этом празднике жизни где-то в районе плинтуса? Ищите дураков! Поэтому большей частью вино чуть пригубляют и изображают после этого пьяный кураж – каждый в силу богом данных артистических способностей. Случается, что и талантливо. Опять же экономия какая!

То, что мой новый знакомец Артем заикнулся про водку, тоже одно из статусных начал. На самом деле такие крепкие напитки пьют только или дураки, или крестьяне-колхозники. «Кресты». По все тем же вышеуказанным причинам. Хуже только можно разве что «дурь» покуривать, но сей порок в наше время – общепризнанное «селюковское долбоящерство». Что, вина мало для полного счастья?

Странные люди эти наркоманы!

Вот такое золотое время. Гораздо менее алкогольное, чем станет оно после антиалкогольной кампании, устроенной меченым реформатором в восемьдесят пятом.

Парадокс.

– Было бы странно, если бы мама мне бухать разрешала, – равнодушно отмахнулся я от неудавшегося собутыльника. – Не хочу просто продукт переводить. Гляжу, пузырь-то у вас один. На такую банду.

Кто-то одобрительно хохотнул. Попал, значит, в точку.

– Как тебе наш музон? – подкатил ко мне жутко лохматый сутулый парень в черной застиранной футболке и с шальным глазом. – По кайфу?

– А то! Это же «Ко́нквест»? Переводится как «Покорение». Надо же, и здесь… «покорение поколения»! Как знак…

– Чего?

– Да не бери в голову. Это я о своем. А вообще… ума́тно, классный альбом! Люблю «Юрай-Хи́пов».

– Надо говорить – «Юрай-йЯ».

– Те же яйца…

– Те, да не те.

– Как скажешь. А где такую запись отрыли?

– Там уже нет! Хочешь, переписать дадим?

– Хочу. – Я рассеянно рассматривал белый значок анархии, намалеванный на футболке нового знакомца, корявая буква «А» в круге. – Ты что, анархист?

– Что? А… это. В журнале видел. Сам набивал, поролоном. Классно?

– Прикольно. Может быть, у тебя… и майка шерстяная есть?

– Какая майка?

– Забей! Это я снова о своем. Думал, братана встретил по… фэшн-загибам. Короче, что там с перезаписью?

– Ты это, давай приходи сюда завтра. С утра… нет, лучше к обеду.

– Завтра не могу. В технаре сбор.

– Ну… послезавтра тогда. У тебя кассетник?

– Не-а, бобинник старый.

– Ну, ничего, тащи. Шнур у меня есть – «европа». Распайка на твоем маге правая?

– Ага.

– Тогда прокатит… Ой! Ты чего?

Ленка-именинница бесшумно подкралась сбоку и с деланым возмущением ткнула маленьким кулачком моего музыколюбивого собеседника в бок.

– Ничего, – пожала плечами как ни в чем не бывало. – Утомил ты уже своей музыкой! И вообще… объявляется белый танец. Дамы приглашают… браконьеров.

– Это же… Это «энергичный» танец, – попытался съехать я через «Афоню». – Музон же быстрый!

– И че? Пригласили – танцуй!

Дурашливо хлопнув меня по плечам, она водрузила сверху руки, и мне ничего не оставалось делать, как приобнять ее за талию. Музыка, если честно, долбила в среднем темпе. Модерато. Что достаточно комфортно для «медляка». И, к слову, в танце именинница двигалась на удивление уверенно и точно – ровненько по тактам, несмотря на то что до этого старательно изображала из себя подвыпившую «шальную императрицу».

– Играешь на чем-нибудь? – шепнул я ей прямо в ухо.

Она заметно вздрогнула от неожиданности и слегка отстранилась, сбив темп:

– А ты откуда знаешь?

– Я даже знаю, как твои духи называются.

– Ну… и как?

– «Шанель». Номер пять. Капля на ночь. Правильно?

Беспроигрышный вариант.

Назвать рижский «Дзинтарс» «Шанелью», да еще «номер пять» – значит убедить партнершу в собственной забавной некомпетенции в парфюмерных вопросах. А заодно и признаться в скрытой симпатии. Это комплимент высшей пробы. Для этого времени, разумеется. Ведь про «Шанель» все только слышали – спасибо милиционеру из «Бриллиантовой руки». А вот нюхали… только разве что тот самый милиционер, и то если верить сценарию.

– Не угадал, – кокетливо повела плечами именинница. – Это не «Шанель».

– «Шанель»! Вас обманули, гражданка. Вам дали гораздо лучшие… духи.

– Вот дурак! А ты знаешь, что должен меня поцеловать?

– Чегой-то вдруг?

– Так надо!

– Ну… ладно тогда. Раз надо… Давай, что ли, свои губы сюда, детка!

– Подожди, – уткнулась она мордашкой мне в плечо. – Я хотела попросить… давай скажем, что уже… поцеловались. Вот сейчас… танцевали и поцеловались… уже. Темно ведь, все равно никто не видит!

В действительно сгущающемся сумраке просяще блеснули ее глаза.

Детский сад!

Я укоризненно вздохнул, скептически качнул головой и неожиданно коротким движением чмокнул ее в уголок рта.

– Все! И врать не надо, – попытался я минимизировать уже готовое вспыхнуть возмущение. – Ни «засосов», ни «французов»…

– Дурак… – беспомощно пискнула Ленка и вновь уткнулась мне в плечо. – Браконьер.

Кажется, на куртке останутся следы от помады.

Мать заметит стопудово. Не к тому, что типа заругает – как за такое можно ругать? Просто начнутся выразительные полувзгляды, полувздохи, кружения вокруг моего бренного тельца, а потом как бы невзначай равнодушные вопросики с подвохом. Короче, шаманские пляски, одним словом…

– Так ты на «фо-но» рубишь? – чуть заметной грубостью попытался я разбавить казус. – «Сонату», «К Элизе». Да?

Опять блеск глаз в полумраке. Теперь изумленный.

– Ты откуда все это знаешь?

Тоже мне, бином Ньютона.

В музыкальных школах и студиях сейчас учится каждая третья девчонка. Отбирают по слуху и чувству ритма, который у этой подруги явно есть. На скрипки, виолончели, вообще на струнные инструменты идут мало, на баян и гитару родители в большинстве своем отдают мальчишек. Чтоб «веселили компании». Девчонкам остается фортепиано. Даже если специализация другая, факультативно к черно-белым клавишам прикасаются все. Учат по обязаловке тошнотворные этюды, менуэты разные, полифонические навороты Баха – сдали и забыли. Зато «Лунная соната» и багатель «К Элизе» Бетховена – общепризнанный и всеми горячо любимый минимум.