Александр Шуваев - Гном. Часть 2

– Но вы все-таки уцелели.

– Да, сэр. Был немало удивлен и, откровенно говоря, рад этому обстоятельству. Но потом мне в голову пришла странная мысль: судьба нашей группы. Она на самом деле дьявольски показательна. Нас было пятеро. Кэдоген пропал без вести. Росуэлл пропал без вести. Чарли Твид чудом вывезен и позже умер от ран. Бэрд… он не в себе, и доктора не обещают ничего хорошего. И я. Боюсь, я тоже не скоро вернусь в строй. Не все убиты, но, в общем, группа уничтожена, сэр.

Премьер-министр молча, не отрывая тяжелого взгляда и не моргая, смотрел, как пытается руками удержать дрожащую, буквально прыгающую нижнюю челюсть блестящий офицер, храбрец, как говорится, «испытанный всеми родами смерти», потомственный военный, красавец аристократ. Сломанный человек.

– А главный ответ на главный же вопрос заключается в том, что они, похоже, нашли способ, при помощи которого вполне-вполне смогут приручить немцев. Поэтому основной сценарий в том случае, если вы, – не раньше, чем через три месяца! – высадитесь и начнете им угрожать, состоит в том, что они поднимут перчатку. Это обозначает захват Бельгии, Голландии и Франции, причем вас снова искупают в Проливе, и теперь уже, наверное, окончательно. Думаю, что Францию они официально оккупировать не будут: навяжут договор на аренду территории, и будут вести себя подчеркнуто прилично. После этого начнется самое интересное. Они мобилизуют немцев и начнут строить авиазаводы и аэродромы. Десятками и сотнями. А может быть, обойдутся только аэродромами, потому что мы не имеем понятия о мощности их производственной базы в глубине страны. А еще верфи. Видите ли, господин премьер-министр, для броска через Ла-Манш вовсе не обязательны особо мореходные суда с выдающимися ходовыми и скоростными качествами. Хватит чего-то вроде огромных плотов, сплошь утыканных пушками, в том числе линкорного калибра, со скоростью шесть-семь узлов, и прикрытых с воздуха несколькими тысячами самолетов. С вашим опытом лорда Адмиралтейства вы куда лучше меня знаете, что именно это может быть. Дешевый, одноразовый примитив, слепленный по самым недорогим технологиям. Они себе могут это позволить, а вы, с вашей империей, – нет, потому что вам необходимы НАСТОЯЩИЕ корабли и вы не можете позволить себе траты на одноразовые… изделия. Тогда им останется дождаться двух дней хорошей погоды.

– Мы не будем ждать, сложа руки.

– Разумеется. Втянуть вас в воздушную бойню с превосходящими силами, – это как раз то, что им нужно.

– Мы справились с джерри.

– И они тоже. Вот только слово «справились» имеет не одно значение. Между ними есть маленькая разница: вы отбились , а они – расправились. Но это не главное. Главное – что ваши дома, ваша производственная база тут, а их – в Сибири. Они будут бомбить вас, а вы – немцев с французами, на которых им, в общем-то, наплевать. Постепенно, – при этом довольно быстро, – они выведут из строя основные порты Острова и критический объем грузового тоннажа. Кстати, их реактивным бомбардировщикам вам пока противопоставить просто нечего, а весь остров вплоть до Шотландии попадает в радиус их действия. У русских они выполняли роль чего-то вроде авангарда, подавляющего ПВО, за которым следовала остальная ударная авиация. Сейчас их примерно полторы сотни, но число, несомненно, будет возрастать. А когда вы, не выдержав, накинетесь на главную базу их высадочного флота, они примут бой. Выиграют или проиграют, а только вы в любом случае надолго останетесь без дееспособного флота и без моряков, которых они обменяют на пушки, суперпонтоны, импровизированную морскую пехоту и сколько-то самолетов. Свои потери они возместят сравнительно легко и быстро, а вот ваши могут оказаться невосполнимыми. Боюсь, никогда.

– Да, собственно, все. Совсем. В сухом остатке имеем небольшой, голодный, лишенный ресурсов остров, с дрянным климатом и слишком большим для него населением, никому особенно не нужный. В этом случае США просто придется взять на себя заботу о Британской Империи. Хотя бы для того, чтобы подданных Короны элементарно не вырезали туземцы. Время, Уинстон. Если хотя бы год. Хоть полгода… Да нет, полугода все равно не хватило бы.

Черчилль молчал несколько минут, глядя на собеседника в упор, а потом резко, рывком отвел взгляд, издав странный, неприятный звук, нечто среднее между невеселым смешком, скрежетом и сморканием.

– Как спокойно вы об этом говорите…

– Не правда ли? Очевидно, привык, пока думал обо всех этих вещах. Слишком долго думал. У меня от этих мыслей все время звенит в ушах, как будто сверчки поют, – знаете? И все чаще давит затылок. Забавно, говорят, что апоплексия грозит прежде всего полным, краснолицым коротышкам без шеи. Может быть, это и так, только иные мысли, кажется, куда более существенны, чем особенности телосложения… Да, к чему это я? К тому, наверное, что мы, даже самые неукротимые из нас, все-таки смиряемся с иными мыслями. Как, например, с мыслью о собственной смерти. Как уже говорил наш общий друг, Германия будет раздавлена, Уинстон. К его словам могу добавить одно: не только самим русским, но и остальному миру вполне очевидно, что раздавлена, – с самыми несущественными оговорками, о которых, для удобства, скоро перестанут упоминать, – именно русскими. Это чертовски несправедливо, но воспринято будет именно так, уверяю вас.

– Но ведь это обозначает Советы в самом сердце Европы!

– Боюсь, что так. Такова цена крови, которую мы сберегли, думая, что сможем обойтись деньгами. Или преимущественно деньгами. Как оказалось, при покупке некоторых вещей часть оплаты необходимо вносить именно в красной валюте.

– И это навсегда?

– Во всяком случае – надолго. Будем надеяться, что они не смогут переварить ТАКОЙ кусок.

– Эта перспектива представляется мне, господин президент, более, чем туманной.

– Доля истины в ваших словах есть, но вполне согласиться с ними я все-таки не могу. Они слишком цивилизованны для того, чтобы попросту ограбить и стереть Европу в порошок, превратив в козье пастбище, и слишком дики и мало искушены, чтобы поставить ее под эффективный контроль и правильно эксплуатировать. Они попытаются это сделать и неизбежно потерпят неизбежную неудачу.

– Я рискую не дожить.

– Мне легче. Я даже не рискую. Терпенье, Уинстон. Вы доживете до момента, когда время, сейчас так жестко играющее против нас, начнет играть против маршала Сталина и его жуткой своры. Это я вам обещаю, дружище.

– Я последовал вашему совету, и весь вчерашний вечер посвятил попыткам задать нужные вопросы нужным людям. Я узнал слишком много неожиданного и непонятного. Именно поэтому ваш проект последовательного Недеяния, – назовем его, если не возражаете, «Христианское Смирение», – не кажется мне вполне надежным.