Пётр Безруких - Контракт на два дня. Трилогия. Книга первая. Солдаты другой страны

Следом поехал артиллерийский полк, который должен был проехать не останавливаясь. Это Лёша точно знал, а боялся ещё одного мотопехотного полка. Что, если немцам придёт в голову мысль прочесать свои тылы? Это будет очень плохо, ничто ему тогда не поможет. Танковый полк ушёл на восток совсем недалеко. Если начнётся бой, и немцы развернут хотя бы один танковый батальон назад, им даже отступать будет некуда, останется только погибнуть тут или от немцев, или вызвав на себя авиацию, если успеют.

Сердце колотилось, прямо выскакивало из груди, во рту всё пересохло. Он достал флягу, открыл крышку и опрокинул в себя. Рот обожгло, как огнём, – во фляге оказался коньяк. Лёша понял, что вчера перепутал фляги с водой и коньяком. У него с собой была фляга с коньяком, которую он снова залил после того, как они с Денисом выпили её. Сейчас он хлебнул полфляги и через десять минут опьянеет. И как он будет командовать боем?.. Да чёрт с ним, какая разница, каким умирать – пьяным или трезвым!

Он снова припал к биноклю, вдали показалась немецкая мотопехота. Ну, вот он, последний, дальше поедет больничка, интенданты и прочая шушера. Напряжение нарастало.

«Спешатся, не спешатся?» – гадал Лёша.

Время как будто остановилось, немецкие машины медленно ползли по дороге. Вот они подъехали к месту утреннего расстрела колонны, миновали его и неспешно двинулись дальше. Всё дальше и дальше на восток.

«Фу, пронесло!» – выдохнул он и откинулся на спину.

Тыловые части немецкой дивизии ехали ещё минут сорок. Но Лёша уже успокоился, алкоголь ударил в голову, наступила какая-то отрешённость. Немецкая танковая дивизия проехала, а он ещё долго лежал и наблюдал за дорогой. Какое-то время никого не было, а потом потянулись колонны автомобилей снабжения с боеприпасами, продовольствием и прочей ерундой. Лёша посмотрел на часы: они показывали около семи часов вечера. Встал, заглянул в БМП и сказал Ивану, чтобы тот продолжал наблюдение, а сам пошёл в лагерь. Срочно требовалось хоть что-то поесть, он был пьян, а сейчас нужна была светлая голова. Придя в лагерь, тут же увидел Дениса, тот суетился около радиостанции, развернув её на всякий случай. Когда Лёша к нему подошёл, Денис спросил:

– Что с тобой, тебя так шатает?

– Честно? Коньяка с перепугу по ошибке хлебнул на голодный желудок. Пожрать надо, – ответил Лёша.

– Ну пошли поедим, я тоже хочу.

Они подошли к КамАЗу, в котором везли сухой паёк, достали и начали есть.

– Ну вот, Денис, мы теперь в оперативном окружении. Что предлагаешь делать?

– Попробуем ночью пробиться на юг к Проскурову. Если его ещё не сдали немцам. Как стемнеет, попытаемся выйти на связь со штабом, может, что-нибудь подскажут. По крайней мере оперативную обстановку прояснят.

– Кажется мне, что всё пошло не так. Видимо, мы своим появлением изменили ход событий в этом мире, и не в пользу Красной армии. Когда составляли маршрут, его же на компьютере делали. Там вся информация с этой войны внесена. Тут немцев ещё неделю после нашего проезда не должно было быть. Откуда они взялись?

– Может, ты и прав, Лёша. Это ведь ты у нас учёный – кандидат технических наук, а я простой инженер, – ответил Денис.

– Ты знаешь, на этой войне всех одинаково убивают – и кандидатов, и инженеров, и колхозников. Как там, кстати, раненые?

– Двое умерли. Остальных перевязали, наркотиками и антибиотиками накололи и противошоковые пакеты подложили. Спят вроде бы. Там один лётчик есть, сильно обгоревший. Откуда он у них взялся, неизвестно. Но, скорее всего, он в самолёте горел, выпрыгнул над линией фронта, они его подобрали и везли в тыл, так его ещё раз уже с самолёта. Умрёт, наверное. Жалко его очень, совсем мальчик, я даже не знаю, ему восемнадцать-то есть или нет.

– Пойдём, покажешь!

Раненых снова положили в КамАЗ, потому что готовились экстренно уезжать. Лёша с Денисом поднялись на борт. Раненые лежали на полу поперёк кузова. С ними сидел один связист и давал им воды, поправлял повязки, иногда делал уколы наркотиков и антибиотиков. Подо всеми лежали противошоковые двухлитровые мешки с физраствором или кровезаменителями.

В кузове было довольно темно. Лёша прошёл до конца и посмотрел на всех раненых. Они были очень тяжёлыми, кто без сознания, а кто спал после укола обезболивающего. Лётчика увидел сразу, тот лежал третьим от заднего борта. Совсем детское лицо – он ещё ни разу в жизни не брился, удивительно красивый, темноволосый, веснушчатый парнишка. У него были обожжены руки, ноги и живот, пуля пробила лёгкое. Губы сухие, растрескавшиеся, а в уголках рта выступала розоватая пена. Забинтованный парнишка лежал без одежды, справа на груди под бинтами растеклось большое красное пятно. Видимо, одежду сняли или срезали санитары и перебинтовали раненого, а документы положили под бинты на груди. Так и поняли, что он лётчик.

Лёша склонился над парнем и вытащил документы из-под бинтов. Они были в крови. Открыл слипшуюся обложку и прочитал: «…младший лейтенант Черепанов Василий Ильич, дата рождения 01.08.1923 г…». Парню действительно ещё не исполнилось восемнадцати лет. Рядом с документами лежала небольшая фотография, тоже вся в крови. На фотографии – красивая молоденькая светловолосая девчонка в простом ситцевом платьице, а на обратной стороне надпись: «Любашка 20.05.1940 г.».

«Наверное, любимая девушка, на сестру не похожа», – подумал Алексей.

Парнишка открыл глаза, голубые-голубые, в них было столько боли, что у Лёши даже холодок по спине пробежал.

– Тебе сильно плохо, Вася? – спросил он и нежно погладил его по голове.

Василий слегка кивнул и моргнул.

– Флягу с водой дай! – попросил Лёша связиста.

Связист протянул ему флягу. Лёша отвернул крышку и начал поить парня. Тот пил жадно, пока не выпил почти половину.

– Терпи, Вася! – сказал он ему. – Продержись этот день и ночь! Завтра утром будем в Проскурове, там сразу в госпиталь. Тебе надо выжить, выжить ради твоей Любы!

Вася так же, еле заметно, кивнул. Лёша положил документы Василия обратно под бинты.

– Кольни ему ещё обезболивающее! – сказал он связисту. – Да, пои всех постоянно! Не жди, когда попросят, они говорить не могут.

Он спрыгнул с КамАЗа и сказал Денису:

– Мы их так не довезём. Они все умрут по дороге. Их растрясёт. Делайте гамаки и крепите к бортам, а снизу привязывайте к полу, чтобы не болтались. Всё, темнеет, я пошёл и попробую связаться со штабом.

Лёша подошёл к рации, связь была, ответил зайцев. Алексей ему подробно доложил всё, что произошло в течение дня. Зайцев заволновался и попросил оставаться на связи, пока он доложит по инстанции. Лёша ждал минут десять.

В эфире опять появился Зайцев и сказал, что связался с Генеральным штабом и у них никакой информации о том, что в этом районе прорвалась немецкая танковая дивизия, нет. Лёша спросил Зайцева, что теперь ему-то делать. Тот посоветовал ехать по маршруту. Лёша поинтересовался, не в курсе ли тот, Проскуров ещё наш и штаб Юго-Западного фронта ещё там – или они приедут утром к немцам в гости. Зайцев опять взял паузу и минут через десять подтвердил, что штаб фронта в Проскурове. Лёша попрощался и выключил связь.