Дмитрий Колосов - Император открывает глаза

– Что я должен сказать? – ощущая растерянность, спросил Ганнибал. Он не испытывал страха, но мальчику было не по себе. Ухватившись за каменные рога венчавшей алтарь головы быка, он повторил:

– Что я должен сказать?

– Поклянись быть мужчиной!

– Клянусь.

– Поклянись быть преданным славе наших предков!

– Клянусь быть преданным.

– Поклянись отомстить за смерть отца! – Голос Гамилькара нарастал подобно набирающему стремнину потоку Тага.

– Почему? Ты ведь не умер! – воскликнул Ганнибал, пугаясь.

– Но я умру. Когда-нибудь. Клянись!

– Клянусь! – послушно подтвердил мальчик.

– И еще поклянись разрушить этот город!

– Какой, папа?!

– Сам знаешь, какой! Сам знаешь…

И словно вспышка, ослепительно белая, с яростным алым и напоенным злобой черным пронзила сознание мальчика.

– Рим! – закричал он.

– Да, Рим! – радостно засмеявшись, подтвердил отец.

– Клянусь! – воскликнул Ганнибал. – Я клянусь разрушить Рим!

– Он клянется разрушить обитель лживых богов – спесивый Рим! – удесятеряя голос сына, провозгласил отец. И воины подхватили этот крик, оглушительно-звонкой волной швырнув его прямо в пасть восходящему солнцу.

Великий и славный Карфаген проиграл первую войну с Римом, войну долгую и кровопролитную. И успешную на первых порах, но лишь на самых первых, когда опытным в морском деле пунам удалось хорошенько потрепать только что собранный римский флот у Липарских островов. [2]Но тут же пришли неудачи, ибо римляне оказались хорошими учениками и очень скоро превзошли учителей. Уже на следующий год пунийский флот был наголову разгромлен при Милах. Потом были сражения в Африке и Сицилии, но ни одна из сторон не добилась решающего успеха. Потом появился Гамилькар Барка, лучший из карфагенских генералов. И не его вина, что римляне, в конце концов, одержали верх. Просто римлянам сопутствовала удача, просто на их стороне было расположение богов, просто Рим, когда требовалось, удесятерял усилия.

Карфаген проиграл войну, но Гамилькар не считал себя побежденным. Он готовился к реваншу, но новый пожар должен был обрушиться прямо на Рим – на стены и площади города, претендующего быть вершиною мира. И факелом для этого пожара предстояло стать Иберии. Преодолев многие препоны, Гамилькар собрал войско и флот. Перед тем как оставить Карфаген, Гамилькар спросил девятилетнего сына Ганнибала, хочет ли тот плыть с ним. Ганнибал ответил:

– Да.

Вот тогда-то отец и заставил его принести знаменитую клятву…

И потянулись годы сражений и трудных походов, в каких принимал участие и Ганнибал. Юный Баркид днями и месяцами трясся на покрытой вальтрапом спине коня, питал своей кровью тучи мошкары в низменных приречных лесах, подвергался опасности быть сражену брошенным из засады дротиком или стать добычей дикого зверя.

Долгие семь лет Гамилькар воевал в Испании. И все семь лет рядом с ним был Ганнибал, взрослевший в походах и битвах. Гамилькару удалось достичь многого – он покорил громадные пространства Иберии, населенные воинственными племенами, но он не исполнил своей заветной мечты – не отмстил Риму. Он был предан своим «другом», царем ориссов, когда осаждал Гелику. Ориссы ударили в тыл пунийскому войску, и оно побежало. Гамилькар мог бы спастись, но опасности подвергались его сыновья – Ганнибал и совсем юные еще Гасдрубал и Магон. И потому Гамилькар и его свита приняли удар на себя и держались до тех пор, пока дети не переправились на другой берег реки. Потом Гамилькар пал, и тело его стало добычей варваров, которые посвятили правую, победоносную руку врага в жертву своим богам.

Потеряв отца, Ганнибал вернулся в Карфаген. Таково было желание матери. Он пробыл в родном, но чуждом ему городе долгие шесть лет. И ему было скучно, он рвался вернуться в Иберию, чтоб отомстить за смерть отца, но клан всячески препятствовал этим стремлениям. Потребовалось немало сил и еще больше времени, чтоб доказать, что он достаточно взросл, чтобы испытать себя на ратном поприще. Гасдрубал из рода Баркидов с радостью принял своего шурина, ибо в прошлом был любим Гамилькаром и теперь желал вернуть долг его сыну. Ганнибал получил под начало конницу и участвовал в походе против ориссов, предавших отца. Двенадцать орисских городов были преданы огню и мечу, а жители их вырезаны иль обращены в рабство. Дух Гамилькара был ублажен. Потом были новые сраженья, в каких оттачивались мужество и полководческий дар Ганнибала. И очень скоро и Гасдрубал, и воины вынуждены были признать, что едва ли на свете есть воин, более отважный, и генерал более умелый, чем Ганнибал. Он был быстр, он был храбр, он был, если требовалось, хитер и коварен, он умел подчинять всего себя и своих воинов достижению цели. Он был рожден побеждать, а это главное из дарований воина.

– Еще три-четыре года, и я отдам тебе земли по ту сторону Ибера! – не раз говаривал Гасдрубал. – Собирай войско и иди хоть до самых Альп!

Гасдрубал недооценивал юного генерала, лелеявшего в глубине души мечту шагнуть через Альпы.

Но судьба не подарила эти три-четыре года. Был хмурый осенний день, когда Гасдрубал был убит на охоте подлым рабом, господина которого приказал распять на кресте. Нежданная эта смерть спутала карты, и никто не знал, что будет сейчас. Разве что Карталон, служивший еще Гамилькару, и вот теперь ставший ближайшим советником его сына. Это он, Карталон шепнул искушающе Ганнибалу – рот в рот, словно целуясь.

– Не пора ли подумать о том, чтобы воскресить дело великого Барки, твоего отца? Не пора ли тебе вспомнить о клятве?

– Что ты имеешь в виду, Карталон? – сам не зная почему переходя на шепот, спросил Ганнибал.

– А то, что слышал – возьми войско и ступай на Рим.

– Это безумие. – Ганнибал повысил голос. – Слышали, что он говорит? Он предлагает мне идти на Рим!

Бомилькар громко расхохотался, давая оценку нелепому предложению Карталона, но брат Гасдрубал неожиданно остался безмолвен.

– А ты почему молчишь?! – бросил ему Ганнибал.

– Прикидываю, сколько мы можем собрать воинов! – ответил брат.

– Ты сумасшедший!

– Сумасшедший – тот, кто откажется сделать это! За кем пойдут воины? За тем, кто укажет им великую цель! – горячо воскликнул Гасдрубал. Высокий, крепко скроенный, с мужественным, еще юным лицом, он был прекрасен, словно Миронова статуя. Ганнибал залюбовался братом.

– Хорошие слова, Гасдрубал. Великие слова! – похвалил Карталон.

Ганнибал нервно одернул плащ.

– Но кто я такой, чтобы воины пошли за мной?!

– Сын Барки и лучший из генералов, какого они знают.

– Но мне лишь двадцать пять!

– Твоему отцу было немногим больше, когда он принял под свою руку войско! – спокойно сообщил Карталон. – Ты сможешь.