Андрей Константинов - Вверх по Реке Времени

Но на этот раз всё произошло иначе. Маринка улетела на Камчатку, где продолжалось грозное извержение Толбачика. «Трещинное извержение имени 50-летия Института вулканологии и сейсмологии ДВО АН СССР на Толбачинскому долу», согласно официальному наименованию. А я, пообещав любимой жене, что в этом году мы обязательно вместе побываем если не в Ленинграде, то уж в Париже наверняка, отправился в Питер по призыву Андрея Михайлова.

Миновал канал Грибоедова. Слева по ходу, на той стороне проспекта распахивал крылья Казанский собор, перед ним на переходе мигал жёлтый сигнал светофора. На углу Малой Конюшенной улицы, также известной как улица Софьи Перовской, прямо на асфальт были установлены звуковые колонки, из которых неслись энергичные ритмы. Зрители образовали большой круг, в центре которого парень с девушкой мастерски отплясывали рок-н-ролл. Раз-два, три-четыре, пять-и-шесть… Здесь я задержался, любуясь танцорами, которые стремительно крутились и перемещались по пятачку мостовой: он – в лёгком белом костюме; она – в коротком синем платье, туфли на каблуках. Раз-два, три-четыре, пять-и-шесть…

Когда танец закончился, и смолкли аплодисменты зрителей, меня окликнули.

– Андрей!

Я обернулся. В нескольких шагах позади стоял, пряча улыбку за суровым обликом морского волка, Константин Львович Налимов, или просто Костя, мой давний друг, электрик научно-исследовательского судна «Александр Казанцев» и по совместительству общественный директор клуба «Великий Кристалл».

Крепкое рукопожатие моряка.

– Я думал, ты в рейсе.

– Только вчера пришли, – ответил Костя. – А ты, оказывается, в Ленинграде. Надолго приехал?

– Сам пока не знаю. Меня Михайлов вытащил по какому-то важному делу, но я пока не знаю, в чём оно.

Через пять минут мы уже сидели в открытом кафе за бокалом аргентинского красного вина провинции Мендоса.

– Как дочь? – спросил я после того, как мы выпили за встречу.

– В экспедиции, в Средней Азии. Как раз по её интересам: раскапывает древний буддистский храм.

– Ей один год остался учиться?

Костя кивнул и в свою очередь поинтересовался, как мои.

Я рассказал, что Маринка на Камчатке, что наш старший после первого курса проходит полевую практику под Боровском, а младший уехал на смену в «Орион», а этот посёлок, как известно, тоже находится в Калужской области.

– Космонавтом будет, – уверенно произнёс Костя.

– Космонавтом-разведчиком. За марсианской эпопеей команды Саши Хохлова вместе с нами следит, ни одного сообщения не пропускает, долинами Маринера бредит, а песня про туманные дали Оберона у него теперь любимая.

Принесли чай, заваренный с чабрецом. Не спеша попивая его из широких чашек, мы с Костей погрузились в созерцание.

Солнце зашло. Ровный ряд уходящих вдаль фонарей освещал опустевшую улицу с застывшей на постаменте одинокой фигурой Николая Васильевича Гоголя. На Невском прохожих стало заметно меньше – все переместились к Неве, транспорт исчез вовсе. Танцоры на углу теперь исполняли «Кумпарситу» – заключительный танец. Хорошо исполняли, «с душой». С того места, где мы сидели, их было отлично видно. Ребята не «маршировали» в ритм, но очень чутко и нежно обыгрывали каждый нюанс мелодии. Вместе с остатками дня ушла рок-н-рольная искромётность, лиризм белой ночи теперь наполнял танцующих.

– Хороши, черти! – Экспрессия, с которой обычно сдержанный Костя произнёс эти слова, выражала высокую степень похвалы.

В это время мой телефон пропел первые аккорды музыкальной темы из кинофильма «Мечте навстречу». Звонил Михайлов.

– Андрюш, я через пять минут буду дома. Ты далеко?

– Сидим с Костей на углу Малой Конюшенной. Сейчас двигаем к тебе, если ты не возражаешь, – одновременно я перевёл вопросительный взгляд на моряка. Тот пожал плечами, что означало: «Михайлов – хороший мужик, ничего против его общества не имею».

– Значит, вы будете где-то через час или немного раньше. Хорошо, жду. – Андрей дал отбой.

Мы допили чай, расплатились и скорым шагом двинулись от проспекта.

– Я проведу тебя кратчайшим путём, – на ходу сказал Костя.

Переулок направо – и вот мы уже шагаем вдоль канала Грибоедова, а впереди, на его противоположной стороне, высится над огнями набережной, отражёнными в тёмном зеркале воды, Спас на Крови, очертаниями больше похожий на сказочный терем, нежели на храм.

А ведь на этом месте убили Александра Второго, подумал я. Мне всегда казалось странным, как легко расправились с народовольцами после того первого мартовского дня 1881 года. Значит, могли и раньше, но не спешили, кто-то умный и могущественный ждал, пока специально выстроенная логика событий подтолкнёт доведённых до отчаянья революционеров к мысли об убийстве монарха. Ох, мешал кому-то Александр Николаевич с его прогрессивными реформами!

Я поделился этой мыслью с Костей, но он только пожал плечами и ответил, что не верит в конспирологию, после чего стал рассказывать об Азорских островах, где останавливался во время последнего рейса «Александр Казанцев». Рассказ был увлекательный, за разговором мы перешли канал, затем Мойку, которая делает здесь поворот, и, двигаясь вдоль Марсова поля, вышли к Троицкому мосту. Пространство города распахнулось вширь и ввысь.

На мосту я сбавил шаг и обернулся на купол Исакия, плывущий в светлом небе над сияющими фасадами набережной.

– Соскучился по маятнику Фуко? – спросил Костя.

– Да, – отозвался я. – Есть в нём что-то очень важное. Он – как хранитель нашего пространства, повторяющий один и тот же ритуал под сводом храма.

И директор клуба «Великий Кристалл» меня прекрасно понял.

– Завтра можем сходить, если будет желание.

Мы двинулись дальше. Миновав Петропавловку, задержались возле памятника миноносцу «Стерегущий», после чего стремительно зашагали вдоль Каменноостровского проспекта.

Андрей жил на Большой Монетной улице (она же – улица Скороходова). Нажатие кнопки дверного звонка привело к неожиданному эффекту: под торжественные аккорды третьей части сороковой симфонии Моцарта незапертая дверь медленно распахнулась, а когда мы с Костей вошли, также плавно закрылась позади нас.

В полусумраке прихожей, светясь радостной улыбкой, появился хозяин квартиры. Обнялись.

– Сделали заботливые ученики, – кивнул Андрей в сторону входной двери. – Что, говорят, вам каждый раз кричать «открыто!». Срабатывает только при незапертом замке.

Мой тёзка преподавал физику в школе, а во время каникул, если никуда не уезжал, вёл на общественных началах свои исследования в Пулково, где при знаменитой обсерватории недавно была создана Лаборатория времени имени Н. А. Козырева. Область исследований нашего друга была чертовски интересной и при этом совершенно запредельной: динамические свойства времени. Если я правильно понимал тёзкины объяснения, время представляет собой некоторый поток вдоль четвёртого измерения. Проходя сквозь нашу реальность, этот поток её непрерывно меняет, что и воспринимается нами как ход времени.