Василий Сахаров - Вольный Дон

– Кхм!

За кошмой, которая закрывала вход, прерывая размышления хана, раздался предупредительный звук, и Кара-Чурин, перестав пить кумыс, спросил:

– Кто там?

– Это я, повелитель. – В юрту просунулась голова командира гвардейцев джабгу Шету Ирбиса. – Прибыл гонец от горы Актаг.

Священная гора Актаг, ставка кагана всех тюрок, место, где решались наиболее важные вопросы в жизни степной империи, и до недавнего времени постоянное местопребывание Кара-Чурина. Каган взмахнул рукой, и устало произнес:

– Зови гонца.

В юрту вошел запыленный дальней дорогой гонец, средних лет скуластый бритоголовый мужчина в обычной степной одежде, стеганом халате с кожаным ремнем-опояской. Позади него встали два гвардейца, как на подбор, стройные и высокорослые, братья Иннай и Шибир, дальние родичи хана по клану. Гонец рухнул на войлок и начал:

– Великий хан Кара-Чурин Тюрк, я всего лишь голос курултая, и говорю не свои слова. Не вели меня казнить.

– Говори, – хан милостиво опустил голову. – Мы блюдем старые обычаи, которые наши предки некогда принесли в эти дикие степи.

– На горе Актаг прошел курултай, на котором было решено, что ты не настоящий каган. Тебе отказано во власти всеми присутствующими на курултае князьями, тарханами, вождями, ханами, шадами и этельберами. Новым каганом выбран вернувшийся из изгнания с сильным китайским войском Жангар. Для того чтобы покинуть владения каганата сроку тебе неделя, а иначе, смерть. Однако ты можешь остаться на месте, если отдашь на общее хранение представителей племен свои родовые реликвии и признаешь власть твоего родича Жангара, который будет править степью под покровительством великого китайского императора.

Гонец приник к войлоку и, не поднимая взгляда, ожидал своей участи и ответа. Как говорится, обычай обычаем, но за дурные вести, несмотря на обещание, Кара-Чурин мог запросто приказать своим гвардейцам переломить гонцу позвоночник. Однако хан только громко рассмеялся.

– Ты можешь идти, гонец, – успокоившись, произнес хан. – И передай предателю своего народа Жангару, что он не получит ничего. И еще скажи, что он недолго будет править, и смерть его будет страшна. Я знаю это, ибо вижу его судьбу.

Гонца увели и гвардейцы вышли, а хан снова задумался, принял непростое для себя решение, поморщился и выкрикнул:

– Шету!

– Да, мой хан.

В юрту вновь проникла голова командира бури.

– Позови шамана Кубрата, моего сына Колюг-Сибира и сам приходи. Я оглашу мою волю.

– Повелитель, – Шету прижал ладонь правой руки к сердцу и поклонился. – Твой сын Колюг-Сибир покинул ставку.

– Давно?

– В полдень.

– Куда он направился?

– На Алтай, к племенам дулу, родственникам его матери. Он желает собрать армию и разгромить Жангара.

– Дурак. Предателя разбить можно, а на троне усидеть, пожалуй, что и нет. Зови шамана.

Через некоторое время мудрый шаман Кубрат, совершенно седой сгорбленный человек, про которого говорили, что ему более трех сотен лет, появился на зов своего хана и, ни слова не говоря, расположился напротив него. Рядом примостился Шету Ирбис. Больше никого не ждали и старый хан изрек:

– Я принял решение, что мне пора умереть.

– Кхе-кхе, – закашлялся шаман.

– Как же так!? – вскочил гвардеец. – Неужели хан говорит о самоубийстве?

– Молчать! – прикрикнул Кара-Чурин. – Самоубийства не будет. Я хочу, чтобы Кубрат провел обряд, после которого моя душа вселится в созданный им амулет. И так я обрету великую ведовскую силу, смогу жить вечно и помогать своим детям и внукам даже после смерти. Ведь ты сможешь провести такой обряд, Кубрат?

Хан посмотрел на шамана, а тот, прикрыв веки, подумал и сказал:

– Да, повелитель. Это возможно, но займет какое-то времени, а враги уже через неделю будут здесь. И даже когда амулет будет готов, ты сможешь вернуться в мир живых только через несколько десятков лет и единственное, что тебя сможет разбудить от сна, кровь твоего потомка.

– Шаман, что значит тридцать или сорок лет, по сравнению с вечностью? Это мгновение, а потомков у меня много, сорок душ от семнадцати жен и половина из них сыновья. Надеюсь, всегда найдется кто-то из внуков и правнуков, кто не пожалеет для деда немного своей крови.

– Что же, если твое решение, хан, окончательное, я готов. Только…

– Говори, что тебе нужно. Может быть золото, драгоценности, женщины или что-то иное?

– Родовые реликвии вашего рода, мой хан. Это сильные артефакты, с которых я возьму по крупинке металла. Затем кузнецы отольют из этого амулет, а уже я перенесу в него вашу душу и разум.

– Это возможно. Начинай, Кубрат.

Старый шаман покинул юрту, и в ней остались только хан и джабгу Шету Ирбис. Они молчали и первым тишину нарушил гвардеец:

– Зачем ты это делаешь, повелитель?

Хан отхлебнул кумыса и ответил:

– Мне осталось жить всего несколько месяцев. Ты знаешь, Шету, что я ведун. Сила предков живет во мне, в тебе и в других наших сородичах, и я знаю час своей смерти. Однако многое в жизни осталось не сделанным, а среди всех моих многочисленных детей я не вижу достойного преемника, которому могу передать свои знания и немалую силу.

Гвардеец мотнул головой, принял слова хана как данность, и спросил:

– Что нам делать после твоей смерти?

– Это будет не смерть, а переселение души и разума.

– Для меня это не важно. Все равно я не застану твоего возвращения, мой хан. Поэтому я и спрашиваю, что нам делать дальше?

– Возьмешь амулет, родовые реликвии, моих самых молодых потомков, и уходи на запад. На Итиль, Дон, Кавказ или еще дальше, в страну антов. Туда, где живут наши дальние сородичи: геты, чиги, казягъ, азы и многие другие племена. Придет срок и мои праправнуки вернутся обратно в родные края, а пока мы не можем удержать все пространство Великой Степи, и не в состоянии воздать сторицей нашим врагам и предателям своего племени.

– Я все сделаю, как ты приказал, повелитель.

Шету встал, поклонился хану, и покинул кибитку, а через три дня хан Кара-Чурин Тюрк скончался. При его смерти присутствовали только самые близкие ему люди, гвардейцы и шаманы. И как только тело великого хана было схоронено под высоким курганом, его кочевье рассыпалось на несколько частей. Одни направились к предателю Жангару, который стал новым каганом. Другие на Алтай, к собиравшему новое войско Колюг-Сибиру. А гвардия, три сотни тяжеловооруженных всадников, сверкая начищенными кольчугами, ламеллярными кирасами, остроконечными шлемами с бармицей, и красуясь палашами, мечами и саблями из черного железа, окружив кибитки с ханскими детьми и своими близкими, направилась на запад.

Замыкал строй воинов их командир, у которого на груди висел украшенный лиственным узором черный металлический диск с фигуркой волка по центру с одной стороны и руной Одал с другой. Он медлил, долгое время смотрел на одинокий курган, где покоился его друг и повелитель, но, наконец, прикоснувшись к амулету, что-то прошептал и направил своего большого вороного жеребца вслед за гвардейцами. К месту последней стоянки Кара-Чурина подходили враги, их было много, и сталкиваться с ними в открытом бою было нельзя, и если так, значит, следовало поторопиться…