Михаил Манахов - Арест карбонария. Поэма в одиннадцати частях с прологом, эпилогом и послесловием

Холодом подуло из камина,
Хоть огонь в нём весело горел.
Царь себе на плечи плед накинул,
Обернулся и остолбенел.
В кресле у огня в простой шинели
Мрачно восседал Наполеон.
«То ль с ума сошёл я, в самом деле,
То ли это вновь кошмарный сон?», —
Думал Александр, объят сомненьем,
Глядя на зловещий силуэт.
Вдруг пронзила мысль, как так, без тени
Силуэт сидит, а тени нет.
В тот же миг он вспомнил донесенье,
В нём слова: «…злодей уж обречён», —
Понял он, что видит приведенье-
Тенью был теперь Наполеон.
Бывший император стал моложе,
Чем-то неземным светился лик.
Или то в огонь камина всё же
Жар из преисподней с ним проник.
Бонапарт смотрел, чуть усмехаясь,
Вскинув брови и брезгливо сморщив нос.
«Вслед за мной туда пойдёшь, я знаю», —
На камин кивнул и произнёс
Силуэт покойного тирана,
Вечного соперника царей,
Кто смирял и племена, и страны,
Возносясь над Францией своей.
«Мог бы ты в Париже всё исправить,
Если бы послушался меня, —
Продолжал он, – Францию оставить,
Честь врага достойного ценя
И мои условья отреченья-
Я за них готов был умереть.
А теперь готовься ты к мученьям
Перед тем, как в гости примешь смерть.
Ты когда то орден Беннигсену
У меня в Тильзите попросил
Для злодея, имя чьё презренно,
С чьих ты рук корону получил.
Мог ли я французскую награду
Дать убийце? Нет, не допустим
Сей позор. И вот уж скоро рядом
Буду я с отцом твоим святым.
Те, с кем ты сегодня очень дружишь,
Ополчатся на твою страну.
Твой преемник, брат, познавши ужас,
Так же, как и ты сойдёт во тьму.
Сын его рукою запоздалой
Всё ж решит освободить народ.
Только проку в этом будет мало,
И потом народ его убьёт.
Рабство дикость лишь плодит и множит,
Страшен беспощадный гнев толпы.
Рабство душ указ убить не может-
Осознаешь слишком поздно ты.
Век пройдёт, и подлые монархи
Мировую разожгут войну.
И слетят короны, иерархи,
Ну а этот мир пойдёт ко дну.
Закружится он в кровавом смерче
Революций, войн и мятежей,
Превратившись сплошь в добычу смерти,
В ночи длинных алчущих ножей.
Ты не смоешь грех, отцеубийца, —
Не прощают это небеса.
И твоя столица возмутится,
Твой народ возьмёт свободу сам.
Сам посмеет он освободиться
Из под власти царственных вельмож.
Знал ли ты, решаясь на убийство
Ночью той, куда страну ведёшь?
Будет бунт. И кровь польёт рекою.
Ведь рабы, сорвавшись вдруг с цепи,
Не способны ни на что другое.
И рванёт котёл, что век кипит.
Я рождён был, чтобы все народы
Племенем одним объединить.
Вы ж за власть свою, дрожа, свободу
Никому не в силах подарить.
Кровь от крови, словно плод от плода,
Эту цепь ничем не разрубить.
И своей трусливости в угоду
Вы меня решили отравить.
Подло, мышьяком, в таком же стиле,
Что и табакеркой да в висок.
Зря. Ведь подчинять себе стихии
В этом мире может только Бог.
Умер я. Вослед придут другие,
Смелых вам не отравить идей.
И сметёт девятый вал стихии
Вас и ваших преданных людей.
Я один сумел без гильотины
Бунтарей с законом примирить.
И страна бесправная, отныне
Станет местом, где вольготно жить.
В ней не встретить рабское унынье.
Хоть ты и вернул Бурбонам трон,
Скоро их не будет там в помине,
И опять во царствует закон.
Вспять не повернуть страну и время,
Пушками не усмирить народ.
Гроздья гнева, как свободы семя
Прорастут и власть царей падёт.
Рухнут казематы и темницы
Под напором вихря перемен.
И свобода вспыхнет, как зарница
Посреди тюремных мрачных стен.
Легитимность ваша – словоблудье,
Сказка для пещерных тёмных масс.
Век пройдёт и, просветившись, люди
Навсегда избавятся от вас.
Самодержцев праздных и развратных,
Незаконных баловней судьбы…»
И в конце ещё, совсем невнятно
Что-то прошептал и вновь застыл.
И исчез, а царь в оцепенении
Наблюдал каминных искр полёт.
«Государь!, со срочным донесеньем
Вас курьер с Святой Елены ждёт…»
Александр, как бремя наважденья
Сбросил с плеч ненужный больше плед,
Зная, что прочтёт он в донесении,
Вскрыл с гримасой ужаса пакет…

Восемь лет с наследьем Бонапарта
Воевал Священный лже-союз.
С ним под шум речей и треск петардный
Александр тащил свой тяжкий груз.
А страна тем временем страдала
Под пятой вельмож-временщиков.
Набираясь злобой, изнывала
Чернь от рабских гибельных оков.
Общество мятежных офицеров
Планы не отставило свои.
Александру не хватало веры,
Друга бескорыстного, любви.
Верить в Бога он не научился,
Хоть и знал, что Бог ему помог.
Он в своей гордыне не смирился.
Потому был в жизни одинок.
И друзей теряя понемногу,
Новых он уже не находил.
Где тот друг тебе, наместник бога,
Кто бы не с царём, с тобой дружил?
И любовь, свободная, как птица,
Избегала царское чело.
Ей в хоромах царских не сидится-
Упорхнёт она всему назло.
Рабство – суть любых земных законов.
И законы те не обойти.
А любовь не признаёт препоны,
Ей с порядком букв не по пути.
Александр знал про то и помнил,
Что его любимая Софи
Рождена в любви, но не в законе,
А к жене законной нет любви.
Бабушка его Екатерина,
Деспот на престоле и в семье,
Внукам Александру, Константину
Жизнь скроить решила по себе.
Кем им стать, за них она решала.
Что читать, чем жить, кого любить.
И невест сама им выбирала,
Не трудясь, их мнение спросить.
Потому те двое в жизни личной
Счастье не сумели испытать
И, живя в плену пустых приличий,
Не познали страсти благодать.
Александр юношей незрелым
Вынужден пойти был под венец.
Он был кроткий, робкий и несмелый.
И в любви не сведущий юнец.
Но свою Луизу поначалу
Нежно и по-детски полюбил.
Счастье быть отцом не испытал он.
А потом изменой, как кинжалом
Чувство своё детское убил.
И Луиза не была наивной,
Развлекаясь с ночи до утра.
Возрождала дух Екатерины
В лабиринтах царского двора.
Завела любовные интрижки
И жила в плену сердечных мук,
Жизнь её навеки отравивших
Жалом сплетен, что плелись вокруг.
Лишь в одном она не преуспела,
Не смогла наследника родить.
Не смогла, а может, не хотела
Интересам мужа послужить.
Дочки очень быстро умирали.
Сыновей Господь ей не давал.
Александр, сгорая от печали,
Вида никому не подавал.
За грехи расплата, рассудил он,
Невозможность свой продолжить род.
Об одном лишь небеса молил он-
Пусть проклятье это с ним уйдёт.
А потом в несчастной личной жизни,
От которой грустно угасал,
Встретил он Марию, всех капризней.
Дочь Софи им вскоре Бог послал.
Дочь росла, но хрупкое здоровье
Стало беспокойством для царя.
Мать же, как и всё её сословье
Не блюла законы алтаря.
И Софи её не уважала
За распутность, нравственную грязь.
Александра просто обожала
И его жену Луизу. Князь,
Мнимый батюшка её, Нарышкин
Стоиком рога свои держал.
Что росли из царственной интрижки,
И других грехов, что царь прощал
За свою красавицу Софию,
Чьё лицо, как копия его.
А в салонах светских разносили
Сплетни про неё и про него.
•••
Бедный Александр и дочь его,
Два столь одиноких существа.
Их всю жизнь друг к другу так влекло,
Но по силам только небесам,
Чтоб соединялись острова.
Им семьёй бы быть по жизни надо,
Не изнемогая от разлук.
Хворь Софи не видела преграды
Без тепла его отцовских рук.
И Луиза Софью полюбила,
Значит в сердце царь её был свят.
Жалко, что судьба не сохранила
На земле безгрешное дитя.
Жаль, не жить цветам на чуждой почве,
И однажды бедная Софи
Вознеслась на небо непорочной.
Незаконный плод земной любви.
Это был удар невыносимый.
Наказанье божье видел в нём
Александр. И жить не стало силы,
Жизнь его осталась вся в былом.
Следом были новые знамения.
Вспыхнуло вдруг Царское Село.
Храм тогда сгорел Преображенья.
Сумрачно на царское чело
Ляжет тень фатальной, горькой муки
Он поймёт-то плата за грехи.
Храм сгоревший-это мир, что рухнет
От разгула бешеных стихий.
Превратившись в призрака при жизни
От жестоких горестей, утрат,
Изводил себя царь укоризной,
Что нельзя на десять лет назад
Жизнь свою вернуть и всё исправить,
И покой душевный обрести,
Навсегда злосчастный трон оставить,
И страну, быть может, тем спасти.
Но судьба потоком мутной жижи,
Александра мчала по стране
Всё бегом, в бега. Но только ближе
Видел смерть он в каждом новом дне.
•••
День, когда Нева, набравшись силой
Превратилась вдруг в девятый вал
И собой столицу всю накрыла,
Страшно Александра напугал.
Он увидел: на Руси восстанье
Огненной секирою пройдёт
По судьбе людей и мирозданью,
И страну вверх дном перевернёт
Словно та могучая стихия,
Что ломала стены и мосты
И в потоке грязном утопила
Чистые, наивные мечты
Юноши со статью Аполлона,
С праздною, но нежною душой,
Чья судьба, разбив Наполеона,
Превратиться в призрак чуть живой.