Владимир Ступишин - Моя миссия в Армении. 1992-1994

А говорил я о разных вещах.

Прежде всего о необходимости серьезной внешнеполитической доктрины России в отношении всего нового зарубежья и Закавказья, в частности, подчеркнув при этом, что ближе всего к пониманию наших государственных интересов там подошли военные и пограничники. Особое внимание присутствующих я обратил на недопустимость дурного обращения с союзниками и показал, зачем России нужны Армения и Карабах, выступающие как преграда на пути имперских планов пантюркизма и его западных покровителей.

Я вновь повторил перед дипломатической, служилой и чиновничьей аудиторией, что политика не может сводиться к искусству возможного (любимая формула Козырева), политика – это искусство выбора, построенного на правильно понятых национальных интересах. И если мы, русские, не научимся делать такой выбор, от нас самих скоро ничего не останется. То, что не успела сделать семидесятилетняя интернационализация, доведет до логического конца «евразийская» идеология, для которой все едино, что турок, что казак, и которая уже внедряет в наше сознание такое замечательное понятие, как «тюрко-славянский супер-этнос». Вот только славянству с христианством при этом явно не сдобровать.

К числу базовых ориентиров для обеспечения интересов России в новом зарубежье я отнес сохранение нашего культурного присутствия, которое из-за нерасторопности и по глупости может постепенно растаять.

Я призвал переходить от деклараций в защиту «всех русскоязычных» к конкретной помощи русским и другим россиянам, оказавшимся за пределами России, и, в частности, создать механизм регулярной гуманитарной помощи с подключением средств, зарабатываемых консульскими отделами посольств.

Говорил я также о необходимости принципиального решения, стимулирующего восстановление деловых экономических и научно-технических связей вместо дублирования на территории России, того, что предлагают нам без особых дополнительных расходов Армения и другие бывшие республики СССР.

Я, естественно, воспользовался случаем, чтобы вновь поставить животрепещущие вопросы функционирования посольств – и не только в плане материального обеспечения их служб и сотрудников. Пришлось говорить и о налаживании информационных обратных связей и вообще политического взаимодействия между МИДом и посольствами, которое в те времена было на нуле.

По просьбе кадровиков я и в письменном виде дал подробный список моих предложений, включая повышение зарплаты. Все это пришлось повторить в мае того же года – в ответ на запрос затулинского комитета Госдумы по делам СНГ и связям с соотечественниками к парламентским слушаниям «О материальном и социальном положении сотрудников российской дипломатической службы». Важнейшим результатом этих демаршей явилось повышение ставки посла до 1200 долларов в месяц плюс 20% надбавки за особые условия (так называемые «гробовые», которые принято было доплачивать в «горячих точках»). Сам я смог воспользоваться этим повышением лишь в последние два месяца моего пребыания в Ереване.

Завершая свое выступление на совещании, я заметил, что неплохо бы более строго придерживаться двухлетнего срока пребывания в странах нового зарубежья, установленного в 1992 году, когда людей агитировали туда ехать.

Пастухов подал реплику:

– Что, на Сейшелы захотелось?

– А почему бы и нет? – отшутился я.

На Сейшелы я не поехал, а вот в план замен первых послов в новом зарубежье меня не преминули включить, но сделали это каким-то странным, келейным образом, даже не переговорив со мной предварительно, хотя во время совещания мне приходилось общаться с г-ном Козыревым не один раз, с его заместителями тоже.

После совещания я еще более десяти дней провел в Москве, участвовал во встречах послов с Козыревым, с Затулиным и его думским комитетом, с микитаевской комиссией, со службами материального обеспечения работы посольств нашего МИДа. Вместе с Полонским ходил в Госстрой к Ефиму Васину, где мы договорились о дальнейшей работе российского стройкомплекса в Гюмри на базе нашей федеральной собственности, по крайней мере, до 1995 года. 28 января я был в прямом эфире у Ксении Лариной на «Эхе Москвы».

На следующий день мы с женой были в театре Вахтангова на новой версии «Без вины виноватых» с Юлией Константиновной Борисовой, которой мы нанесли визит перед спектаклем и вспоминали, как некогда гуляли по Монмартру. Спектакль очень понравился. Я даже поучаствовал в нем, подав реплику Людмиле Максаковой – что-то насчет Парижа. Реплику спровоцировала сама актриса, сев рядом со мной. А я с удовольствием откликнулся.

30 января мы выстояли в очереди в Музей личных коллекций, где с огромным интересом смотрели сокровища И.С. Зильбершгейна и других великих собирателей.

В ночь на 1 февраля мы вылетели в Ереван. Садились в пургу. Уцелели чудом. Но летчики армянские – отличные. Самолет посадили классно.

И пошла наша нормальная посольская жизнь в Ереване, о которой я уже рассказал: встречи, беседы, визиты, телефаксы, шифровки, справки, предложения, «окучивание» московских визитеров, которых в 1994 году стало больше, чему я радовался и встречал всех официальных и неофициальных гостей с удовольствием.

Первая половина года принесла перемирие в Карабахе, востановление академических связей, музыкальный фестиваль, много интересных вернисажей и встреч. И на грибоедовском перевале я побывал, и Григорию Просветителю поклонился. Но все это я делал уже как посол, завершающий свою миссию, ибо 14 февраля до меня дошел слух из Москвы о предстоящей замене ряда послов и меня в том числе. Слух дошел не только до меня. Через некоторое время меня начали информировать мои армянские друзья – не из МИДа, а не имевшие отношения к дипслужбе. Кое-кто из них воспринял мой вероятный отъезд как сигнал возможного возобновления антиармянских санкций в отместку за поражение Азербайджана на карабахском фронте.

27 февраля на утиной охоте в пойме Аракса – я впервые в жизни участвовал в таком увлекательном занятии – вице-спикер Верховного Совета Армении Ара Саакян, сославшись на слухи, деликатно поинтересовался, не собираюсь ли я уезжать. Ответил, что и мне, кроме слухов, ничего не известно, но в нашей жизни всякое бывает.

И тогда я решил, что пора спросить начальство, в чем дело. На мой запрос, отправленный Козыреву 27 февраля, через неделю пришел ответ за подписью одного из его замов, составленный в весьма уважительной форме: «решение о завершении Вашей миссии в качестве российского посла в Республике Армения», уважаемый Владимир Петрович, принято «в рамках плановой замены послов России в целом ряде стран», но это пока – на уровне коллегии МИДа, а президенту еще не докладывали.