Владимир Ступишин - Моя миссия в Армении. 1992-1994

Россия не воюет с Азербайджаном, так почему же ее стройкомплекс не получает свои грузы? – недоумевали наши строители. Полонский предложил добиваться открытия «гуманитарного коридора» через Азербайджан, от которого, считал он, надо потребовать пропуска хотя бы сотни вагонов с самым необходимым. Я эту идею поддержал. Мы вместе с ним направили письмо в правительство России. В январе 1993 года я был в Москве, и министр путей сообщения Фадеев жаловался мне: он обратился с письмом, да не одним, по поводу этого «гуманитарного коридора» к министру путей сообщения эльчибеевского правительства, а в ответ получил вежливые уверения в дружеских чувствах без конкретизации на железнодорожном полотне. Не было политической воли у Москвы, без которой переписка на уровне министров и не могла дать ровным счетом ничего, превращаясь в камуфляж якобы «заботы», за которой ничего не следовало. Даже телевидение московское о зоне бедствия в Армении забыло.

А Гюмри жил, несмотря на то, что больше половины его населения продолжало ютиться в «консервных банках» и иных лачугах, которым мог бы позавидовать, пожалуй, только какой-нибудь североафриканский бидонвиль шестидесятых годов (видели мы такие трущобы в свое время в Марокко). И это при температуре минус 20 по Цельсию зимой и тропической жаре летом. Ад! Но в аду – люди. Добрые люди. Одна гюмрийская супружеская пара создала благотворительный центр «Семья», где помогают заниматься ремеслами и искусством сиротам и детям бедноты. Реставрируется и нечто более солидное – Академия искусств: недоразвалившиеся стены какого-то учреждения типа горкома партии наращивают бетоном и укрепляют арматурой, чтобы не боялись новых подземных толчков. Начало этой «новостройке» положил Лорис Чкнаворян, который совершил пешее паломничество сюда из Еревана, собирая по пути пожертвования на Академию. Кое-что обещала и Луиз-Симон Манукян. В Гюмри работает свой Центр эстетического воспитания детей, вроде того, что создал в Ереване Генрих Игитян. Нам его показывали с гордостью за талантливых ребятишек и их учителей.

Со стройки поехали в дивизию. В основном ее составе – Северский полк, выходящий по тревоге на турецкую границу на БМП, один танковый батальон, зенитно-ракетный полк и так далее, всего шесть полков и восемь отдельных батальонов. Но укомплектованы они были на сто процентов только прапорщиками, офицерами – на 80 процентов, а вот солдатами совсем не очень. Боялись российские мамы отпускать сыновей служить сюда, поскольку Армения прослыла «горячей точкой», хотя на самом деле служба в Гюмри и Ереване, да и в погранвойсках в Армении намного безопасней, чем где-нибудь даже в самой России. И, я бы сказал, комфортней: теплые чистые казармы, добротная еда, хорошие командиры, возможности для военных учений и спортивных занятий. В 1994 году приехал в Ереван журналист из Вологды Андрей Окунев – по просьбе мам, на разведку. Я порекомендовал ему поехать в войска. Он это сделал и убедился, что служить в Армении русским мальчикам вполне можно. Да и некоторые мамы сами в этом убедились тоже. Не только посольство, но и командование российских войск и пограничников приветствовали такое «инспектирование» в надежде пополнить личный состав частей и отрядов соотечественниками, а то ведь дело дошло до того, что и караульную службу приходилось нести офицерам.

А напротив, через реку Ахурян, за хрупким заслоном погранзастав – целый армейский корпус с штабом в Карее, откуда к границе ведут шестирядная автострада и железная дорога. Одна только 9-я мотострелковая дивизия в этом корпусе – 11400 человек и развернута по правилам военного времени. А их не одна, этих турецких дивизий. И нет у них проблем с хлебом, транспортом, жильем, как нет затруднений и с пополнением личного состава. Правда, курды все время досаждают, но это уже другая проблема.

Вот такие грустные дела. И я, естественно, взял на заметку выкладки Бабкина и Полонского о том, что надо сделать для завершения строительства военного городка на 224 квартиры для офицеров. Сегодня требуется 90 миллионов рублей от Минобороны России, писал я в Москву, а если не дадут этой суммы, завтра строительство обойдется в полтора миллиарда рублей. Насколько я знаю, моя поддержка была не лишней нашим военным.

Побывал я в штабе дивизии, расположенном в старинной крепости «Эриваньские ворота», построенной в 1839 году. После деловой беседы сходили на стрельбище и постреляли из «Макарова» и какого-то очень удобного спортивного пистолета, а потом отправились в баню, где парились по-сибирски, с березовыми вениками и дружеской беседой под пиво с воблой.

Визит в Гюмри завершился ужином с местным начальством.

9 декабря, в жуткую холодрыгу, я отправился в Спитак, куда из Гюмри приехал Полонский. В Спитаке стоял вопрос о расформировании последней тамошней российской организации «Спитакагропромстрой». Полонский должен был принять остающееся имущество по акту и советовал мне забрать нужное посольству канцелярское оборудование и автомашину. Все это по тому же акту должно было перейти «Армуралсибстрою». С Москвой мы это дело согласовали. Но сельхозстроители почему-то не захотели детального акта. Видимо, опасались, что обнаружатся дыры бесхозяйственности, разбазаривания и просто следы хищений, а местная армянская власть в лице мэра Павлика Артаваздовича Асатряна не захотела расставаться с тем, на что рассчитывало посольство, и, пообещав при свидетелях, ничего нам не отдала, присвоив явочным порядком российскую собственность.

Но не за этим я ездил в Спитак, а чтобы собственными глазами увидеть, что там сделано после землетрясения. Если в Гюмри сохранились какие-то старые дома дореволюционной постройки, то от Белого города («Спитак» значит «белый» по-армянски) ничего не осталось, и мы увидели только то, что появилось после землетрясения. Оказалось, что эпицентр (именно по нему и назвали землетрясение Спитакским) обделили, значительная часть средств, выделенных Спитаку, ушла в сторону или застряла в Ереване, в госбюджете республики. В 1991 году в Спитакском районе построили тысячу домов. В 1992-ом только 61 дом. Хорошее впечатление производили норвежский госпиталь и коттеджи для врачей. А вот знаменитая «итальянская деревня», на мой взгляд, состоит из времянок. Швейцарская лучше, но тогда была еще не достроена. Целые деревни стояли без крыш и с незастекленными окнами, а рядом жили люди аж в железнодорожных теплушках, снятых с колес и оборудованных «буржуйками». И таких – 70 процентов местного населения. Одно утешение: спитакцы сами вырастили свой хлеб и не голодали. В зоне Спитака и Гугарка работало около 20 тысяч человек. Осталось четыре с половиной тысячи рабочих, которые с августа не получали зарплату. Через два года я приезжал в Спитак с Сергеем Кожугетовичем Шойгу и особых сдвигов в лучшую сторону не заметил.