Игорь Райбан - Испания

Маркиз подозвал к себе, отходя с ним в сторонку, объясняя ему ситуацию.

Дон, после начала разговора подошел к ним сам, явно нашептывая на меня что-то плохое. Начальник стражи гвардейцев понимающе кивал головой, поддакивая маркизу. В конце короткой беседы маркиз знаком подозвал Фернандо и тот послушно подбежал, слушая приказание.

Потом слуга метнулся мухой к своей лошади, отвязал мой мешок от вьючных сумок и прибёг снова к группе сеньоров. Фернандо передал начальнику караула мешок, набитый моим небогатым скарбом. Андрес подошел, протягивая руку на прощание, крепко пожал её:

– Будь здоров, держись Риккардо, мой амиго. Может ещё свидимся!

В ответ, пожимая достойному идальго руку, подумал: «А что остается делать – только держаться, как можно дольше».

Немного поодаль стояли, готовые к нашей пешей прогулке в тюрьму, трое гвардейцев. Не желая больше тянуть время, махнул рукой гвардейцам, говоря им, что готов к непринужденной прогулке.

Гвардейцы окружили спереди и с боков, затем повели под конвоем по тесным улочкам города. На прощание обернулся и посмотрел на дона, желая запомнить его навеки.

Солнце зашло, окончательно стемнело, очертания окружающей действительности сливались в одно неразличимое черное пятно, когда привели к нужному месту.

Тюрьмой оказалось массивное каменное здание в пару этажей, подавляющее своей принадлежностью к государственной власти.

Открыв тяжелые двери, завели внутрь, на первый этаж, передавая на руки конвою тюремной стражи. Стражники тюрьмы принялись грубо обыскивать, шаря по одежде руками.

Внутри тюрьма оказалась громадным тёмным помещением с одним продольным коридором на всю длину.

По бокам, расположены камеры для узников, огороженные коваными железными решетками и дверями, ведущими в них.

По всему коридору горели факельные светильники, установленные у каменных стен, разделявшие камеры.

Факелы разгоняли по углам тьму, и придавали всем помещениям мрачный вид царившей обреченности. Один стражник из казематного конвоя повел по коридору, жестко толкая в спину.

Тут и там, по всей длине тюремного прохода, важно фланировали стражники, неся собачью службу, изредка утихомиривая буйных заключенных. Между несгибаемых решеток камер виднелись протиснутые сквозь неё лица узников, искаженные от невыносимых страданий: кто-то слал проклятия всем подряд, кто-то молил о помощи и пощаде.

Проведя в самый конец коридора, стражник стал открывать дверь в одну из боковых камер, гремя ключами и засовами.

Напоследок пнув с силой в зад, стражник с явным удовольствием впихнул в приоткрытую дверь темницы в человеческий ад, наполненный отбросами городского дна. Оттуда отчаянно несло острыми запахами мочи и нечистот, прямо в общей камере испражнявшимися невольниками.

Вертухай, ехидно ухмыляясь, закрыл за мной дверь на замки, дополнительно задвигая с пронзающим лязгом тяжелую решетку каземата.

Вертухай с силой пнул меня так, что я почти влетел в общую камеру, едва устояв на ногах. Тут, не давая опомниться, подскочил один малый, постоянно кривляясь и изгибаясь, как гороховый шут, приставая с вопросом:

– Tú mariposa? (Ты гомосексуалист?)

Вот это заявочки! Местный «петушок». В ответ извернувшись, наддал ему ногой под тощий зад, примерно так, как и стражник мне только что:

– Fue won, mierda! (Мат).

Повернувшись лицом к потерянной свободе, взялся руками за прутья решетки из кованого железа, дергая в стороны, проверяя их на прочность.

Вот тут и дошла вся тяжесть моего положения. И осознал всю сущность ничтожного бытия в испанском каземате.

«За что такое наказание?!» – заорал в себе, да и в голос тоже, на всю камеру! Я вспомнил, когда было примерно такое состояние.

…Это случилось на том заводе, где та самая Айгуля, да и «друг» тот самый. Я работал простым грузчиком на том уютном заводе.

Работа, откровенно говоря, «не бей лежачего». Грузчика, то есть.

В мои обязанности входило: привести необходимый материал, увести готовую продукцию из цеха на железной такой тележке на колесиках. Все.

Есть такая байка про грузчиков:

Как-то раз прислали на одно предприятие молодого юношу, контролера ОТК. Начальство ему поручило разбраковать партию деталей в коробках.

И этот молодой контролер приступил к работе; на коробках с хорошими деталями чертил букву «Х», на коробках с плохими деталями – рисовал букву «П». По окончании сортировки пришли, как заведено, нетрезвые грузчики для погрузки продукции. И догадайтесь сами, какие коробки куда пошли: в брак или в работу.

Начальство такое на заводе: с лояльным отношением к простым рабочим.

Но отношения сотрудников этого завода между собой желали оставлять лучшего, мягко говоря. Они были гнусными!

Доносы, интриги, клевета, докладные: ради того, чтобы выслужиться перед начальником, получить большую часть цеховой премии или просто так, потопить другого собрата по работе в грязи.

Помню, работал до армии на одном заводе в советское время, где я слесарил одно время. Там рабочий горой стоял за другого рабочего, прикрывая другого. Да что там говорить, все бригады в цеху поднимались, упираясь рогом, порой из-за мелкой несправедливости, творящейся на свете и в цеху.

А вот на этом предприятии работали женщины, их было больше, чем мужского персонала. Как я говорил, многие молоды возрастом, да и не умудренные жизненным опытом.

Руководство завода набрало, не знаю почему, целый цех рабочих инвалидов смешанного пола, которые занимались неответственной, простейшей работой: наклейками, обрезками, сортировкой деталей.

Так вот, среди них была одна, даже не знаю, как описать, женщина, или девушка с сознанием десятилетнего ребенка.

И я принялся её опекать, как шелудивого котенка, выброшенного на улицу нерадивыми хозяевами. Потихоньку воспитывая, научая правилам взрослой жизни.

Не знаю, как объяснить: просто как чувствовал родственную душу, словно обретшую себя в землях Зоны Отчуждения, и почему-то случайно попавшую сюда.

Она была, как ослабший котенок мутанта «химеры», выбравшийся на волю, в простую обычную жизнь.

Все работники завода её сторонились, как прокаженную заразой; напротив, я оказывал ей всяческую поддержку, вопреки всех норм поведения и правил обычного социума.

Когда на улице в «курилке», сделанной из больших стальных листов, собирался народ для перекура, обсуждая последние новости и сплетни завода, разговор непременно заходил о ней: что она сказала или сделала.

Я же гасил все сплетни, посылая всех лесом, коротко говоря.

Правда, с одной стороны, кому понравится из женщин, если вас спросят: с кем вы трахаетесь, как вы моетесь в душе или ванной, или ещё что-нибудь интимное.