Аль Беркем - Другой Урал

Тот смотрит на меня, как будто я ему любимый мотоцикл предложил на конфетку сменять. Не, - говорит, а сам аж попятился, - так низя! Если не знаете, то никак, совсем! Это, типа, не хухры-мухры, надо папу позвать и так далее.

Тут у меня страх весь куда-то делся, и чувствую, что меня как несет. Даже, скорее, не Остапа понесло, а прямо Брюс всемогущий. Ни страха, ни памяти о страхе - одна уверенность, насмешливая такая. Как будто еду я на терку, а на сворке у меня полк спецназа ГРУ, вот как. Я пацану вру, да так нагло: да че ты, я просто как здесь не знаю, а так - ого-го! Не очень-то я запомнил, что ему там нес - самый летательный летатель, елы-палы, груз сто тонн на орбиту вывожу, и так далее. Но, похоже, пацану хватило. Он показал куда вставать, выковырял из-под снега грязный булыжник и присел справа от меня на корточки, уперев локти в колени. В руках он держал булыжник, с которого кое-где текла рыжая грязь. Мне было нужно положить правую ладонь на каменюку, и, собственно, лететь. Из-под победно-фанфарного тона высунулся никуда, оказывается, не девшийся страшок: бля, да ты че, клоун? Летчик, смотри-ка! Ты турбину не забыл? Долго перечислять, как он меня склонял - и правильно, с нормальной точки зрения. Слава Богу, что захватившей меня тогда эдакой победительной наглости хватило на то, чтоб сразу загнать его под шконку.

Я величаво, по-цезариному, убийственно серьезно - как еще сказать, не знаю - шагнул вперед и положил руку - вернее, опустил длань на мальчишкин камень. Рука сразу потерялась - сигнал из нее мгновенно оборвался. Где-то далеко-далеко на заднем плане сознания мелькнула отрешенно-спокойная мысль -…Ну вот, хрен с ним, что как "летчик" обосрался - зато вишь ты, какое странное ощущение легло в копилку. Эвон как руку-то вмиг отсекло, было такое с тобой раньше? То-то. Ладно, пошли, "летчик". Завезем пацана, и к Гимаю. Так, пакет "к чаю" не забыть пацану отдать… И не надо расстраиваться - щас на трассе как топнем! Баня, чайку с медом, на рассказать их пораскручиваю - вдвоем они легче болтают…

Я шевельнулся, поворачиваясь, и вдруг несущаяся подо мной земля накренилась, и стала угрожающе быстро укрупнять детали. Ой, бля - подумал я, начав эту короткую мысль в тоне "Ой, мамочки" и закончив на отчетливом "Ура, каникулы!". Куда там оргазму. Это, собственно, и все, что можно рассказать о полете. В общем, когда летаешь, прет, а время останавливается. Разве что одна деталь: то, что внизу - не интересует абсолютно.

– Ты че там, не сильно устал? - "приземлившись", спросил я у сопящего на корточках пацана, боясь спросить напрямую, как выглядели мои полеты со стороны и сколько продолжались по времени.

– Неа. Вы умываться будете, слить вам?

– А как же. - тоном бывалого авиатора ответил я и пошел к багажнику. Слава Богу, есть привычка постоянно возить сиську с чистой водой.

Умывшись, я слил пацану - он был по локоть в рыжих потеках.

– Сникерс хочешь? - спросил я пацана, заводя телегу.

– Давайте. - подумав, сказал пацан. Видимо, сникерсы были ему уже не по возрасту, но тут никто не видел.

– Там пакет сзади, достань.

Пацан перегнулся назад и зашуршал.

– Можно, я лучше пикник?

– Да пожалуйста. Ешь на здоровье.

– Спасибо - вязко чмокая, сказал через какое-то время пацан.

Я притормозил перед обманчиво-невинной подлой лужей, в которою влетел левой стороной по дороге сюда. Словно специально дождавшись, когда будет сравнительно безопасно, у меня внутри что-то взорвалось, и я какое-то время просидел, слабо различая через мельтешение в глазах руки на руле.

Было такое ощущение, словно распаковывается какой-то здоровенный файл - из-под обычного мысленного фона пробивались смутные картинки с беззвучными "пояснениями".

Не поручаясь за релевантность, попробую выразить пару таких "картинок" - здесь когда-то очень, очень давно проходили люди-птицы. Они были нормальными, такими же людьми, как мы с вами, но они были еще и птицы, не знаю как. Это местность вокруг Аллак не была их домом, родиной - они здесь остановились из-за этого места, прожили здесь какое-то достаточно длительное (опять не скажу, сколько.

Год? Век?) время, а потом ушли дальше, туда, куда собирались с самого начала.

Так было еще два раза, и я вставал и ждал, пока все не кончится. Видимо, такое поведение "летчиков" было нормальным - пацан сидел, и безучастно смотрел на меня, ожидая когда поедем дальше.

В этот день топнуть на трассе не получилось - боясь, что это снова начнется, я с аварийкой плелся в правом, покорно пропуская все ведра с болтами, вплоть до рассыпающихся на ходу москвичей. Те попривыкли, и вскоре уже требовательно покрикивали дребезжащими сигналами, требуя лыжню. Я безропотно принимал правее - езжайте: теперь здесь принимаются вызовы только от боингов! И то - чисто вымытых…

Жил да был черный кыт за углом Когда я в гостях у Тахави, в ворота постоянно стучат соседи, предлагая разный хавчик. Сам он покупает немного, а я пожрать люблю, да и раскусили они, что мне можно впарить че угодно - мне копейки, а им приятно, они и тащат все подряд. Вот и сейчас пришла Ольга Федоровна с русского конца той улицы, что пересекает нашу.

Мы с Тахави после бани сидим на веранде, в солдатских штанах и его китайских рубахах, которым лет сто - ни одной пуговицы и клетка выцвела до ровного тона, у него - синевато-серого, мне досталась неопределенно-болотная.

Федоровна оставила банку каймака на крыльце и подсела к нам, налила себе чайку и какое-то время беседовала с Тахави о непонятных пенсионных заморочках. Когда она уходила, я заметил, что разомлевший старик мгновенно сходил на ту сторону и вернулся. Я понял, что он что-то сделал Федоровне, и присмотрелся, как она будет открывать и закрывать нашу калитку. Да, двигается заметно легче. Расспрашивать не стал - старик так расслабленно тянулся за сушками, так сыто, блаженно жмурился, прихлебывая, что надо было стать хуже фашыста, чтоб обломать ему кайф в такой момент.

– А почему среди багучы нет русских? - на втором чайнике спрашиваю у Тахави. - Вон, Ольга Федоровна та же, кто бы ей помог, если б ты рядом не жил?

– Как нет, есть. Если б ее совсем припекло, то нашла бы.

– А какие озера они поддерживают?

– Никакие. В этой земле слишком мало их крови, улым. Им не за что держать эти озера, даже если б они и хотели.

– А кто им тогда дает ырым? Если они не держат озера, то Река не даст им ырым, так ведь?

– Ну, ырым можно взять не только у Реки. Тебе же Энгельс показывал, как его берут, когда Река не дает.

Я сразу вспомнил "аварийного" мальчика в синей бейсболке, жадно извивающиеся пезды багарякских тварей, бабу на дискотеке.

– Только у других, да? Еще какого-нибудь способа нет?

– Ну… Бывает, что Тенри дает песню, редко. Это значит, что человек ему нужен здесь для чего-то, но редко, редко… Когда человек делает, что хотел Тенри, песня теряется. Встречать таких не доводилось, рассказывали; и тому, кто рассказывал, рассказал кто-то другой. Но это так, улым, можешь не сомневаться.