Дмитрий Ким - По обе стороны снов

В лиге от цели оба спешились. Так как мы не ожидали контакта с аборигенами при подготовке экспедиции, ничего серьезнее ножей и пистолетов у нас из переносного ручного оружия с собой не было. Пулемет был для борьбы с крупными агрессивными тварями. А эти твари были мельче, хотя и хитрее. Всегда предполагай худшее, – это закон разведки. Как скрываться на местности нас учить было не надо. Мы просто растворились в растительности – что значит многолетняя практика. Ни один взгляд нас не мог обнаружить! – Поэтому мы остолбенели, когда сбоку выросли три аборигена, с явным намерением снести Бо башку дубиной с шипами, огромным длинным ножом и еще какой-то кривой острой штуковиной на деревянном древке. Остолбенели мы всего на миг. Но потом все произошло быстро и само собой: тычок в горло первому, подсечка, кувырок и удар ребром ладони ниже затылка второму, и пинок в пах третьему, почти одновременно зажав ему рот. – Они осели как мешки с соломой. Как пеленать захваченных пленных мы знали не понаслышке, – пук травы и листьев в рот, их же не то поясами, не то подтяжками, самих же и затянули, оттащили под деревья, дальше траву заменили носками. Перепеленали покрепче. Двое пришли в себя, третьему я перестарался – почти перебил кадык, – он вообще не подавал признаков жизни. Но вот и у него затрепетали веки, мы облегченно вздохнули – не хватало еще в настоящий конфликт с жертвами вступить с местными. Нам нужно было только навести таким образом общение. А когда на тебя молча замахиваются дубиной – то перед началом мирных переговоров желательно оппонента расположить к себе, чтобы не размахивал. Их скоро хватятся, а по правилам разведки – взял языка, сматывай удочки. Галопом. Что мы и сделали – связав их паровозиком погнали в сторону краулера, иногда подпинывая – придавая таким образом нужное нам ускорение. Запихнув троих пленных в краулер, мы стали осторожно возвращаться. Сказать, что пленные были в шоке от увиденного – ничего не сказать. – Они были в ужасе. Держались они хорошо, но выдавали глаза: ужас и страх невозможно было скрыть. Никаких попыток вырваться – обреченные и парализованные страхом, они лежали и полусидели на полу, в то время как их трясло на кочках.

Бо знал, как заметать следы. Он направил транспорт к воде, затем съехал в нее и понесся на максимально возможной скорости вдоль берега к противоположной стороне озера, – я нашел сверху коптером ручей, впадающий в него и мы, проехав по дну ручья еще примерно поллиги, только затем выехали из воды и направились к лагерю. Все это время мы не произнесли ни слова. Незаметных остальным жестов и отработанных навыков работы в паре, хватало для общения нам с Бо с лихвой. Пленники, глядя на это еще больше вжимались в пол, в их глазах читался неподдельный ужас.

Наконец тряска прекратилась, и пленники с облегчением выскочили наружу.

Привязав их к дереву, мы приступили к установлению контакта.

Методика была проста: сначала жесты. Пленные оживились. Выяснилось, что главный среди них был тот которого мы чуть не отправили к праотцам, в места богатые дичью. В колониальной разведке применялся портативный мнемообучатель, его упрощенная модель была вмонтирована в часы разведчика, которые носил Бо, мои были сданы в ремонт и благополучно там забыты, – мы так быстро собрались, что я вспомнил о них только сейчас. Принцип работы прост: два тонких провода и две иглы. Одна вводится мне под кожу у уха, другая оппоненту. Оба говорим. Я задаю вопросы и помогаю жестами, он отвечает, как может, а аппарат уже сам распознает кто и о чем говорит, выстраивает логические цепочки и пишет эту информацию прямо мне на подкорку головного мозга. Побочный эффект – дикая головная боль в конце сеанса. Больше двух часов подряд вынести невозможно. Поэтому по полтора часа с перерывами по очереди с Бо.

– Камень. Беру в руку камень. Показываю тому, кто выглядел помоложе и пошустрее. Ка-мень. Тот понял, с ужасом косясь на провод у себя под ухом, проговорил на своем языке: камень. Аппарат тихо пискнул. Немного закружилась голова. Записалось. Я понимаю то что он произнес – процесс пошел.

Бо тем временем занялся приготовлением еды. Камера и датчики предупредят нас если кто-то приблизится к охраняемому периметру – тут мы спокойны. По обоюдному согласию сначала мы решили, что консервы гостям – слишком жирно, но затем все же поделились.

Голова раскалывалась. Я сидел в раскладном кресле, если можно было так назвать командирский армейский складной стул, обнаруженный нами в краулере под сиденьем водителя. Раскрытая аптечка лежала передо мной, и я намеревался пырнуть себя инъекцией обезболивающего. В это время Бо с иглой за ухом показывал парню опять тот же камень… – Схема обучения была отработана давно и нас этому обучали еще на начальных этапах подготовки. День клонился к закату.

Бо есть отказался. Его тошнило даже после инъекции обезболивающего – он переносил мнемообучатель хуже. На сегодня решили прерваться. Кронги – так они называли себя, уплетали консервы за обе щеки. Они уже поняли, что убивать и жарить мы их не собираемся, а также то что мы умеем говорить, и что зла им пока не желаем – потому повеселели. За исключением их главного, который еле-еле глотал из-за разбитого кадыка и постоянно поэтому покашливал. Ему тоже пришлось вколоть обезболивающее автоматической аптечкой, на что он смотрел такими глазами, что и так понятно было – на тот момент пленник явно прощался с жизнью. Однако ощутив, что ему от этого только полегчало, уже через пол часа пытался улыбаться. Выученного хватило на то чтобы объяснить пленным что вреда мы им не причиним и договориться с ними о том, что и они будут вести себя мирно. Ремни мы им вернули, однако пистолеты были всегда под рукой, хотя, как мы поняли, о рукопашном бое они все равно имели самое слабое представление. Объяснив им что нам нужно еще дня два побыть здесь и пообещав, что сами вернем их обратно, мы взяли с главного обещание – ни один его воин не покинет лагерь до того момента, продемонстрировав между делом как работает система сигнализации периметра. – Включившийся свет прожектора, и сирена краулера повергла их в благоговейный трепет – теперь мы были уверены, что после демонстрации их даже насильно выгнать за периметр не получится. Спать мы легли внутри краулера, трое кронгов залегли на срубленных ветках в расщелине, укрывшись брезентом. Глаза слипались, мы очень устали, – завтра тоже трудный день, подумал я и провалился в воздушную яму.

Тётка рядом вцепилась в мой подлокотник – яма явно перепугала ее. У меня в таких случаях наоборот приступ какой-то эйфории – как на качелях. Не знаю, мне наоборот нравится, я даже на машине, когда вижу, что дорога после горки резко уходит вниз, стараюсь разогнаться перед спуском, чтобы машина слегка подпрыгнула и зависла в воздухе – это же здорово! А в самолете такие ямы попадаются, что и до оргазма недалеко. – Шикарно, просто непередаваемые ощущения. – Тряхнуло просто здорово! Загорелись надписи «пристегните ремни», стюардесса сексуальным, томным голосом, с придыхом произнесла на английском: «дамы и господа, мы попали в зону небольшой турбулентности, просим вас пристегнуть ремни» – Я понимал стюардессу! А возможно, что это последствия перенесенного стресса в стамбульском аэропорту. – Там я и правда вспомнил все что знал и не знал.