Алексей Шатров - Формула

– Не думаю, что Ягайло действительно поможет, – услышал я свой голос. – Всё чего он хочет, это оттяпать кусок послаще – от Москвы, от нас, ещё от кого-нибудь. Он будет выжидать. Вдруг мы изрубим друг друга до последнего человека.

Глаза Мамая сузились – насколько это ещё было возможно. Он медленно развернулся ко мне всем телом.

Неужели я спорол какую-нибудь глупость? Надеюсь, меня не разорвут лошадями – или что они там делали в таких случаях?

Хан хмыкнул.

– Генерал Чжу проницателен, как волхв. Возможно, больше. Я очень надеюсь, что вы ошибаетесь, генерал. Но что-то во мне говорит: он прав.

Пронесло…. Пожалуй, я даже нагрёб очков.

Мамай медленно поднялся на ноги, дав стоявшим по бокам шестёркам подхватить его величество под руки. Практической необходимости в этом я не увидел. Командиры последовали его примеру, обойдясь своими силами. Забряцал металл – наших доспехов и в ханском голосе.

– Мы не будем ждать литовца. Атакуем утром, как только подсохнет почва. Уважаемый генерал Менге, вы примете команду над всей пехотой и займёте центр. Прямо за вами – мужественный капитан Ломпарди. Чжу и Бегич займут фланги и оттянутся назад…. Остальное – когда увидим, как построит свои полки Москва. Призываю на всех вас благословение Тенгри.

Генералы начали расходиться.

– Останьтесь, Чжу. Нам нужно поговорить.

Вот это номер. « А вас, Штирлиц…» – кажется так? И чем там у них закончилось дело?

…Я оказался в офисе своего начальства, с Вероничкой на диване. Не в том смысле – на диване. Мы там сидели. Правда, до или после – сказать затрудняюсь.

– Вы, похоже, и впрямь чувствуете себя в отпуске, Эдуард Сергеевич, – голос у моей директрисы довольно низкий и хрипловатый, но вполне приятный. – Я имею в виду – без звонка ты бы не зашёл?

– Но с чего бы я взял, что ты торчишь в пустой школе?

– Видите ли, Эдуард Сергеевич, летом школы обычно ремонтируют, – а мне совсем не всё равно, как будет выглядеть это заведение в сентябре. Что касается звонка, то… у меня есть новости.

Какого хрена – у меня тоже есть новости! Меня прямо-таки распирает от новостей, но окружающим от этого никакого толку.

Собственно говоря, почему я здесь оказался? Включился какой-нибудь таймер? Или моё желание отсрочить собеседование с ханом оказалось слишком сильным?

Или я бормочу Формулу, сам того не замечая?

– Новости? – я сделал заинтересованный вид. Чего там, я и в самом деле был заинтересован.

– Возможно, ты слышал, что я замужем, – Вероничка закурила одну из своих длинных тонких сигарет. Никогда толком не мог раскурить такую – видимо, лёгкие слабоваты. – В смысле – была замужем. Так вот – я надумала разводиться.

Я, конечно, не поперхнулся дымом. Но, видимо, какой-то избыточный интерес обозначил.

– Разумеется, в наших отношениях это ничего не меняет – если ты не против, – Вероничка внимательно посмотрела на меня сквозь дым. Разумеется, я и не думал, что от меня потребуют предложения руки и сердца. Моя директриса – умная женщина, хотя, если поразмыслить, это делает её слегка чересчур мужественной. – Но есть и другая новость – меня назначают завгороно. Ты пойдёшь со мной или останешься тут директором?

Кажется, моя карьера начинает стремительно идти в гору. Сама собой, без всяких заклинаний.

– Какой вариант больше устроит вас, Вероника Леонидовна? И, собственно, поздравляю!

– Спасибо. Разумеется, первый. Я даже готова прихватить с собой некоторых… особо ценных для вас сотрудников. Так сказать, для пущего комфорта.

Разумеется, она имеет в виду медсестру. И, возможно, ещё… Вероничка, конечно, стерва. Но в моей ситуации это, скорее, приятная деталь.

Несколько дней назад я согласился бы с ходу. Но в последнее время меня что-то опять начали разбирать сомнения насчёт своего педагогического призвания.

И, потом, чем ещё закончится вся эта история с монгольскими оккупантами?

– У меня есть время на размышление?

– Неделя. От силы, две.

Вероника затушила сигарету, подошла к двери, проверила запор. Для вашего сведения, у нас этот ритуал служит эквивалентом предварительных ласк.

Одну новость моя начальница, впрочем, утаила.

На днях она стала весьма обеспеченной женщиной – в результате наследства, оставленного почившей бабушкой.

Нет-нет, старушке я ничего не делал. Просто организовал несколько вкладов, которых не делала она. Нежданные родственники за границей, то, сё…

Работа, что и говорить, топорная. И, пожалуй, не совсем безукоризненная с точки зрения вездесущего Принципа. С другой стороны, всё, вроде бы, довольно убедительно – да и вообще, кто разберёт, что у этих старушек на уме – в смысле, за душой?..

Мамай тяжело опустился на подушку, сразу став обмякшим и усталым. Мы остались вдвоём, если не считать челяди, суетившейся с напитками и фруктами. Вялым движение руки хан отправил слуг за пределы шатра.

Мы помолчали; затем Мамай заговорил – блеклым, тихим голосом без всяких признаков только что гремевшего в нём металла.

– Конечно, вы понимаете, что происходит, генерал, – он посмотрел на меня исподлобья. – Перед нашими доблестными военачальниками я вынужден делать вид, что мы отправились в поход на Москву, – на самом деле, всё совсем наоборот. Это поход Москвы против нас, а мы просто вышли навстречу врагу. Тохтамыш послал своего вассала и союзника Дмитрия покарать самозванца. И послал не только его. Часть монгольских войск, я полагаю, уже прибыла. Часть находится в пути – но наши разведчики не могут их обнаружить. Собственно говоря, они просто не возвращаются.

Я кивнул.

– Сначала мне было непонятно, почему вы опустошаете казну, собирая столько наёмников, но при этом оставляете на месте такие значительные силы собственной орды. Но теперь… Мы должны быть готовы ко второй попытке в случае неудачи?

Глаза хана на мгновение показались внутри узких щелей.

– Именно так. Не могу позволить себе ставить всё на одну битву. Мы можем победить, и даже, скорее всего, победим. Но тогда Верховный Хан придёт сам – и у нас должно найтись, чем его встретить.

Я пожал плечами.

– Нахлебнику Хромого далеко до вас в смысле мудрости. Не говоря уже о военных талантах.

Хан привстал, опираясь на руку. Его голос заметно окреп.

– В области войны мне тоже не равняться, например, с тобой – будем откровенны. Тохтамыш – ничтожество, но он настоящий чингизид, и в этом его важное преимущество. Традиции нелегко покидают людские головы. Возможно, только вместе с головами. Многие из наших были смущены, когда я объявил себя ханом…. Сейчас они делают вид, что всё в порядке, но известно ли мне, о чём они думают втайне и говорят один на один?

Я сделал успокаивающий жест.