Андрей Калганов - Ветер с Итиля

– Ну и ладно, – подобрел Алатор, – не хошь говорить, я неволить не стану, мало ли что у тебя на душе… А про Перуна больше ни слова, а то опять сцепимся…

Степан принялся напяливать кольчужную рубаху. Кое-как втиснулся, пошевелил руками. Ощущение такое, будто пудовую гирю растопили и вылили на кожу. Это ж сколько здоровья надо, чтобы в таком «бронежилете» еще и мечом махать! Прошелся. Да нет, вроде ничего, привыкнет. Был у него на заре перестройки овчинный тулупчик, переделанный в дубленку, привык же…

– Слышь, посланец, – раздалось из ветвей, – я их сейчас щипать начну, а ты побегай окрест, пущай по тебе лупят.

Вот, значит, зачем отдал кольчугу! Чтобы побегал подольше!

– Так значит, в бронях по елкам лазать несподручно? – Из ветвей послышался едкий смешок. – Может, прямо на откос выйти, чтобы все стрелы мне достались? Тогда и тебе попроще будет, а?

– Да не, – протянул Алатор, – у них этого добра навалом. Тебя как ежа утыкают, да за меня примутся. Ты шажочек сделай и мордой в кочку – авось пронесет.

Перспектива поработать мишенью Степану улыбалась слабо, но, похоже, иного выхода не было. Если хазары засекут Алатора, то никакой щит ему не поможет…

– Ладно, – буркнул Степан, – постараюсь.

– И, это… – замялся Алатор, – у меня бронебойных всего две. Ты стрелки-то подбирай, лады? На вот, только не прячь под брони, сверху повесь. Надо, чтобы стрелы видели твоего охранителя. – К ногам Степана упал железный кругляш на кожаном ремешке.

Степан поднял вещицу. Волчья пасть вписана в железный круг, из пасти расходятся лучи.

– Что это?

– На всякий случай, – смущенно проговорил Алатор. – Тебе лишняя защита не помешает. Оберег проверенный, сильный. Ведун наш дал, чтобы в сече оберегал меня. Как видишь, покудова живой. Ну, надевай!

– Ладно. – Степан накинул на шею кожаный ремешок.

– Приготовься! – Сухо щелкнула тетива, вдали раздался вскрик. – Давай!

Стараясь побольше тревожить ветви, Степан метнулся вдоль кромки леса. Упал за поваленным стволом, вжался в мох. Через мгновение десятки стрел впились в деревья, стоящие рядом. О том, чтобы выдернуть какую-нибудь, не стоило и мечтать. Длинные наконечники полностью утонули в стволах. Лишь несколько стрел угодило в землю.

Дождь усиливался. Тяжелые капли звонко били по кольчуге, рассыпались брызгами. Казалось Степану, что каждый удар отдается эхом и враги уже наводят луки на звук.

Повинуясь какому-то звериному чутью, он отполз в сторону. Если враги засекли, как он упал, то будут бить туда, где его уже нет. Вытащил из земли несколько стрел. Черт, что с ними делать-то? За пояс не заткнешь, при падении наверняка куда-нибудь вопьются, придется держать в руке. Как же неудобно ползти с таким ежом!

Спрятался за пенек, чуть высунул голову.

У стены валялся хазарский воин. Не зря потратил стрелу Алатор! Остальные, кажется, еще не поняли, что произошло. Стоят все так же цепью. Ну сейчас им будет…

Короткий вскрик. Конь теряет седока, шарахается в сторону. Молодец Алатор!

Степан вскочил и, пробежав шагов десять, бросился на землю. Боковым зрением он видел, как «пчелиный рой» накрывает его. Распластался, обхватил голову окольчуженными руками. Сердце взорвалось барабанной дробью. Еще мгновение, еще… Господи, помоги! Деревья вздрогнули, во все стороны брызнули сучки.

Уже не думая ни о каких стрелах, Степан отполз, высунулся. Главное – не упустить момент, когда еще один всадник упадет. Но что это? Хазары вдруг спешились и прикрылись конями. Из-за грив виднелись наконечники стрел. Алатор медлил. Наверное, выжидал, не покажется ли кто. Почему он не бьет коней. Жалеет? Или мало стрел? Скорее, второе. Точно, он ведь говорил! В грехе сострадания заподозрить Алатора было тяжело.

Вдруг несколько коней словно взбесились, помчались к откосу. Седла были пусты. «Что это с ними?» – подумал Степан.

Тут Алатор почему-то «проснулся» и выпустил подряд несколько стрел. Три скакуна вдруг встали на дыбы, а потом беспомощно повалились на бок, забились, оглушительно заржали. Что-то удивило Степана в этой картине. Но что именно, он не понял, так как бросился отводить стрелы от Алатора.

Он упал в какой-то куст, выждал, пока пчелиный рой обломает жала о стволы деревьев, и выглянул. Понятно, что его удивило. От бьющихся коней отползали двое всадников. Третий лежал со сломанной шеей, придавленный скакуном. А где еще двое? Черт, кажется, проскочили.

Мелькнули две стрелы, и один хазарин остался лежать. Другой вскочил и припустил к своим, размахивая руками и что-то голося на непонятном языке.

«У него кончились бронебойные, – вдруг понял Степан, – а простая для латника, что слону дробина».

Пять хазар, почувствовав слабину, разом выскочили из-за живых укрытий и побежали к откосу. Алатор выпустил несколько стрел. Напрасно. Плоские наконечники не могли пробить латы, а попасть в лицо на таком расстоянии невозможно.

Степан бросился обратно, выдергивая по пути из земли стрелы, как морковку из колхозных гряд. Когда добежал до заветной ели, набралось порядочно.

– Алатор, – крикнул Степан, – держи!

Но никто не отозвался.

Степан обошел вокруг. Может, подстрелили? Тогда где тело?

– Алатор! – Только ливень в ветвях шумит.

«Сиганул в чащу, стервец, – заключил Степан, – а я за него отдувайся. Ну уж дудки!»

Не разбирая дороги, Белбородко бросился прочь от откоса.

В конце концов, его чуть не убили в этом селении, с чего он должен подыхать за аборигенов? Если бы ему угрожала опасность, то они бы и пальцем не пошевелили, а то и присоветовали ворогу, как его, Степана, распотрошить, чтоб побольнее было.

Вдруг послышались тихие голоса. Речь чужая, резкая. Хазары! И были они совсем близко. У Степана зашлось сердце. Вот ведь попал! И чего не сиделось в Питере?

Бежать, бежать, только не останавливаться. Метаться из стороны в сторону, запутывать следы! Хотя на кой черт, разве они по следам идут? Тогда как в лесу можно обнаружить беглеца? По смятой траве? По сломанным веткам? По гомону птиц? Но птицы-то, положим, попрятались – дождина, спаси господи. А вот с остальным… Да что за глупость такая, в конце концов! Выйти и все объяснить им… Угу, выйдешь, тебя и четвертуют на месте.

Тот, кто хоть раз бегал в кирзачах, да еще с калашом в придачу, да еще по грязи, под проливным дождем, знает, что это за удовольствие! Пот застит глаза, сердце выпрыгивает из грудной клетки, а ноги как чугунные. А если не в кирзачах, а в кольчуге со стальными пластинами, тогда как? Вот тогда совсем плохо! Но про то знают лишь «хоббиты» – блаженные люди.

Мокрые ветви хлестали по лицу, но Степан не чувствовал боли. Какой-то животный страх гнал его. Нервы напряжены до предела. Лишь хрустнет ветка, лишь вспорхнет растревоженная птица, как тело само шарахается в сторону, сбивает врагов со следа.