Алексей Волков - Штык и вера

– Плохие новости, – вместе с клубом дыма выдохнул Яшка.

В этом Орловский не сомневался. Ничего обнадеживающего он не слышал давно. Если же доводилось слышать, то на поверку оказывалось вздором. Обычным лживым слухом, из тех, которые бродили по свету, подменяя собой подлинную информацию.

Но что считал плохим Яшка?

– Сегодня прибыли посланники, – Шнайдер вымолвил это и замолчал, словно в самом известии о прибытии заключалось нечто страшное.

– От кого?

Яшка задумчиво разглядывал кончик сапога, словно был не в силах подобрать соответствующих слов.

– На нас идут полчища контрреволюционеров, – наконец решился Шнайдер.

– Так уж и полчища? – усомнился Орловский, а сердце забилось сильнее от радости.

– Да, именно полчища, – подтвердил Шнайдер. – Они не оставляют в живых никого. Жгут деревни, города, подчистую вырезают жителей. Тут любая банда покажется невинными агнцами.

Впечатление новость произвела. Только совсем не то, на которое рассчитывал Яшка.

– А зачем?

– Что – зачем? – не понял вопроса Шнайдер.

– Зачем жгут? Какой в этом смысл? Если это действительно контрреволюционеры, а не очередные бандиты.

Шнайдер продолжал смотреть с недоумением, и Орловский счел необходимым добавить:

– Ты свою агитацию для толпы оставь. Ну, выжгут они все, мирных жителей вырежут, а дальше? В любом действии должен быть смысл. О будущем могут не думать грабители. Сегодня нахапал, а на дальнейшее наплевать. Но ты сам говоришь, что это не банда.

– Потом они прежнюю власть вернут, – сообщил Яков, хотя глаза при этом отвел в сторону.

– Над кем или над чем? Над выжженной безлюдной пустыней? В том смысла нет. Да и какая прежняя власть? С ними что, идет Император? – последнее слово вырвалось именно так, с большой буквы.

– Нет у них императора. Их ведет не то полковник, не то генерал, – признался Шнайдер.

– Вот видишь! Следовательно, ни о какой реставрации речи быть не может. Далее. Что конкретно говорили посланники? Только не говори, что они грозились все сжечь и всех вырезать. Этакое «иду на вы». Атаковать лучше без всякого предупреждения. Тебе же не приходило на ум извещать жандармское управление о времени и месте сходки. Чтобы зря не искали. Так и тут. Короче, хочешь от меня совета или помощи – давай начистоту. Нет – я дальше поеду. Меня семья ждет. Торчать здесь нет ни времени, ни резона.

Аргументы Орловского подействовали. По крайней мере, отчасти. Шнайдер несколько успокоился, хотя отнюдь и не совсем.

– Они говорят, что отряд на днях прибудет в город, – медленно, словно взвешивал каждое слово, процедил Яков. – Говорят, что готовы поступить под начало правительства и помочь в воссоздании государства.

– Вот видишь!

– Что – вижу! – вновь взвился Шнайдер. – Знаем мы их воссоздание! Это же золотопогонники! Они спят и видят, как все по-старому повернуть! Так прижмут, что никому мало не покажется. А красивые слова мы все говорить умеем. Небось веревки для нас наготове держат да количество фонарей в Смоленске подсчитывают. Эх, будь моя воля!..

– Ты что – им бой хочешь дать? – услышь Орловский подобную тираду от кого другого, удивился бы, но от своего бывшего приятеля он с первой встречи ожидал подвоха. Поэтому и вопрос прозвучал спокойно. Так, уточнил между делом.

– Дашь, как же! Всесвятский с этими представителями чуть ли не в обнимку носится. Мол, вот, у нас уже и своя армия будет. Как и положено государству. А там мы мигом республику расширим до границ единой и неделимой империи. Тоже мне, Наполеон доморощенный выискался! Так он себе еще и корону потребует, если его этот полковник раньше не повесит вместе с нами.

Орловский незаметно вздохнул. Выходит, еще не все так плохо, как казалось совсем недавно! Нашлись и люди, а что до Всесвятского, то пустобрех он, конечно, порядочный, но лучше уж он, чем Яшка!

И вообще, самое трудное в любом деле – это начало. Наладить жизнь хоть на каком-то клочке земли, а потом можно будет потихоньку собирать утраченное. Если народ пока не достоин монархии, то пусть будет республика. Дело не в форме власти. Должен же найтись хоть один человек, для которого важны не слова. Не может не найтись.

Значит, придется все-таки задержаться. Хоть ненадолго, а там быстро съездить за семьей и зажить прежней жизнью!

– Не будет он никого вешать. – Орловский старался, чтобы его голос звучал возможно более убедительно. – Подумай сам. Что теперь наиболее важное? Попробовать создать новое государство на месте старого. На каких началах, это даже твоего полковника не должно волновать. Раз сумел людей сохранить, то для него главное – служба. Знаю я таких. Политика не их интерес. Они в ней никогда ничего не понимали и понимать не хотели.

Про себя же подумал: может, это и плохо? Не всегда и не все решается силой, да и верность долгу – еще не все. Почва ушла из-под ног, попробуй верни!

– Все равно не верю. Это же прирожденные сатрапы. Им свобода – нож в горло, а ты говоришь – будут служить! Или… – Шнайдер о чем-то глубоко задумался.

Орловский без труда понял ход его мыслей. Яшка старательно прикидывал, каким образом, не ввязываясь в открытую схватку, перетянуть полковника на свою сторону. Или не столько полковника, к офицерам Шнайдер относился с плохо скрываемой ненавистью, сколько его солдат. Разложить их, как перед этим была разложена вся десятимиллионная армия, а без людей не страшен ни полковник, ни генерал. Что в Смоленске, своих полковников нет? И ничего, сидят себе потихоньку, не видно их и не слышно. Ну, будет на одного больше. Ничего страшного.

– Кстати, а несметные полчища – это сколько? – попробовал уточнить Орловский.

– Какая разница? Главное, там офицерья полно, – отмахнулся погруженный в свои размышления Шнайдер.

Или сам не знал?

– Ладно. С посланниками твоими встретиться хоть можно? – стараясь не показать своей заинтересованности, спросил Георгий.

Шнайдер мгновенно вышел из задумчивости и посмотрел на Орловского с плохо скрытым подозрением:

– Зачем тебе?

– Хочу понять, насколько это серьезно.

– Ничего не получится. С ними Всесвятский носится, словно с ближайшими родственниками. А где он, никто не знает.

Но Орловскому показалось, что его приятель что-то не договаривает.

В кабинете становилось все темнее. Снаружи еще проникали последние проблески света, но их было уже явно недостаточно. В наступающих сумерках вдруг отчетливо раздались отдаленные выстрелы, потом на мгновение стихли и вдруг усилились, словно где-то на окраине вспыхнул небольшой бой.

На площади в ответ немедленно раздался встревоженный гул голосов, чьи-то возгласы, даже команда, в ответ на которую посыпалась брань.