Борис Орлов - Начало великих свершений

– Фройляйн, скажите, у вас есть цветы? – обращаюсь я к проходящей мимо официантке.

Она кивает.

– Какой бы цветок Вам хотелось, герр оберст?

– Розу, белую.

– В петлицу? – уточняет официантка.

– Да нет, обычную, на длинной ножке.

– Сию минуту, – она торопится уходить, но я останавливаю ее.

– Момент, фройляйн. Пришлите-ка мне кого-нибудь из оркестра.

Официантка быстро исполняет заказ. На столе лежит пышная белая роза, а около меня стоит огромный, расплывшийся дирижер. Интересуюсь, знает ли он вальс из фильма "Опрокинутый мир"? О, да, конечно, он знает. Протягиваю ему пятьдесят марок.

– Сыграйте мне этот вальс, но начнете в тот момент, когда я подойду во-он к тому столику, понятно?

О, да, ему понятно. Правда, он считает своим долгом предупредить, что фройляйн Рекк очень разборчива в знакомствах, и может отказаться, но я твердо сообщаю ему, что это – мое дело. Кивнув, он уходит к оркестру.

Встаю и иду к столику. Мне остается сделать последний шаг, как с эстрады звучат первые такты вальса. Кладу перед "королевой чардаша" свою розу и щелкаю каблуками:

– Всеволод Соколов. Позвольте пригласить Вас, фройляйн Рекк, на тур вальса.

Один из мужчин, сидящих за ее столиком, хочет возразить, но я пристально смотрю на него, и он замолкает. Еще бы: такая рожа, да еще и при оружии…

Марика встает и, совершенно спокойно взглянув на мою крокодилью физиономию, ясным голоском отвечает:

– Охотно, герр оберст, благодарю Вас.

Естественно, она танцует лучше меня, но я тоже кое-что могу. Мы кружим по залу.

– Вы были во Франции, герр оберст?

– Да, фройляйн.

Она ждет продолжения, но я молчу. Черт возьми, я просто потрясен тем, как она выглядит вблизи.

Она внимательно смотрит на меня и вдруг спрашивает:

– Скажите: почему у меня такое ощущение, что мы виделись прежде? Я Вас знаю?

– Думаю, что знаете, хотя и вряд ли помните, фройляйн Рекк. – я усмехаюсь. – Особенно, если учесть, что со времен нашего знакомства я несколько изменился…

Она вдруг резко останавливается и в упор разглядывает меня. Затем, сделав шажок назад, тихо спрашивает:

– Крым, съемки, Ваш друг летчик – это были ВЫ?!

С ума сойти! Вот что значит профессиональная память актрисы!

– Да, фройляйн, это был я.

Секунду он молчит, потом подходит ко мне поближе, и ласково прикасается рукой к моему лицу.

– Господи, Сефолотт, где же это Вас так?

– В Манчжурии. Понимаете, фройляйн…

Она зажимает мне рот рукой:

– Марика. Для Вас – Марика.

– Хорошо. Понимаете, Марика, танк загорелся, а мне нужно было обязательно вытащить одного парня, который мог сгореть в башне. Вот я немного и поджарился…

Танец кончился. Я провожаю ее к столу.

– Большое спасибо за доставленное удовольствие. Честь имею, господа!

Я возвращаюсь к своему столу. Парни только что рты не пооткрывали. Наконец Вилли выдавливает из себя:

– Фантастика, герр оберст! Марика Рекк, и вдруг так просто вальс с незнакомым офицером? Фантастика…

Он не успевает договорить. С эстрады раздается:

– Дамы и господа. Наша очаровательная гостья, госпожа Марика Рекк, исполнит песню "На сопках Манчжурии", которую она посвящает своему старому другу, оберсту Соколоффу!

Впору и самому рот раскрыть. Чудны дела твои, Господи!

Она поет с легким акцентом, но это даже прибавляет прелести ее исполнению. Боже мой, она идет к нашему столику…

Она подошла к нам и поднимает меня со стула. Она что, хочет, чтобы я пел с ней? А давай!

Марика Рекк стоит предо мной и улыбается:

– Сефолотт, Вы представите меня Вашим друзьям?

– Охотно, Марика.

Через минуту она уже сидит рядом со мной и весело щебечет, выпивая бокал за бокалом принесенное шампанское. Эсэсманы пребывают в состоянии полного непонимания с выражением на лице "этого-не-может-быть-но-раз-это-происходит-то-мы-вероятно-спим-или-мир-перевернулся"!

А еще через час мы с Марикой отправляемся ко мне в гостиницу. Мое прибытие в обнимку с фройляйн Рекк окончательно добивает метрдотеля, который теперь, видимо, не шелохнется, даже если завтра я влечу в свой номер на самолете, который будет пилотировать лично рейхсмаршал.

– О, у тебя здесь прекрасный коньяк! Налей мне, только немного. Ах, какая прелесть, очаровательный котик. Кис-кис-кис. Милый, ты не поможешь мне расстегнуть эту безобразно тугую застежку?…

В трех километрах к северу от дороги на деревушку со смешным названием Пуппевиль на пляже тонут два ЛК-1. Ну, как, как, дьявол меня задери, штурмфюрер Фишер умудрился затащить свой взвод в зыбучие пески?! Нам со штандартенфюрером фон Брюккнером остается только в бессилии наблюдать как один танк уже провалился по самую башню, а второй погрузился почти по середину борта корпуса. Остальные два танка из этого злосчастного взвода удалось вытащить на твердую поверхность, и теперь танкисты суетятся на третьем, пытаясь закрепить буксировочные тросы. Они полезли, было на того "Корнилова", который провалился глубже, но мы с командиром дивизии заорали на них, чтобы немедленно убирались оттуда и прекращали свои идиотские игры! Пусть лучше мы потеряем оба танка, чем людей. Хвала всем святым, в России достаточно железа, чтобы сделать еще одну такую же коробку, а где мы возьмем новые экипажи?

Отлично! Панцерманам удалось закрепить оба конца троса на тонущем ЛК. Теперь они должны выбраться оттуда и притащить концы тросов. Вот так, молодцы. Крепи быстрее. Есть! Из люков торчат головы мехводов. Комроты машет рукой и броневые громады натужно взревывают дизелями. Пошел, пошел, родимый, пошел…

Б…ь! Со звуком винтовочного выстрела лопается один из тросов. Оборванный конец, взбесившейся коброй, извиваясь, чертит в воздухе замысловатый знак.

– Уроды! Кто проверял трос?! – неистовствует фон Брюккнер.

Как всякий пруссак он знает множество бранных слов и виртуозно умеет их использовать. Целый водопад проклятий обрушивается на головы нерадивых. Двое самых легких танкистов снова прыгают по набросанным на песок комбинезонам, доскам, кускам маскировочной сетки и ловко, точно обезьяны, лезут на тонущий танк. Трос закреплен, снова надсадно воют дизеля, снова свежий приморский воздух отступает под напором сладковатого выхлопа. Ну, ну, ну! Дурень ты, ротный!…