Борис Орлов - Начало великих свершений

– Стой, мать вашу! Стой, бараны! – я мчусь длинными прыжками к ротному.

Молоденький гауптштурмфюрер, наконец, соизволяет заметить мою скромную персону. Он лает команду и танки останавливаются. Я подбегаю к нему:

– Гауптштурмфюрер, Вы что, ослепли? – я тычу рукой в танки-буксировщики, которые закопались так, что опорных катков уже не видно. – Ты вообще, соображаешь, что творишь? Тебе что, мало двух тонущих танков? Еще нужно? – и уже к водителям, – Парни! Смотрим на меня! По сигналу – вперед, по сигналу – стоп! Начали!

Рука вниз – пошли, родные. Рывок, рывок, стоп! Еще раз. Рывок, рывок, стоп!

Медленно но верно танк выползает из "зыбучки". Слава Богу, принцип вытаскивания из подобных "милых местечек" не отличается от извлечения из болота. Я снова поворачиваюсь к гауптштурмфюреру:

– Послушайте, дружище, Вас что, не учили, как вытаскивать из болота застрявшую технику?

– Никак нет, герр оберст! – отвечает он, глядя мне прямо в лицо. А глаза у него хорошие: смелые, гордые. Жаль только, что глупые!

Наверное, паренек и в самом деле не слишком-то виноват: ну где у них, в Германии, болота?

Так, а что это затеяли наши "обезьяны"? Прекратить! ПРЕКРАТИТЬ, я сказал!!!

– Гауптштурмфюрер, немедленно отзовите Ваших людей! Мальчишка, Вы что, не понимаете, что у этих ребят есть матери?! Как Вы посмотрите им в глаза, если что-то случится?!

– Герр оберст, мы – солдаты фюрера, и каждый из нас готов в любую минуту…

Перун-благодетель, дай мне сил не врезать этому самодовольному индюку!

Тем временем эсэсманы обвязывают башню почти утонувшего "Корнилова" и скачут с концами троса к буксировщикам. Черти!

Юный ротный командует, и танки начинают медленно вытягивать утонувшего товарища. Минут через двадцать танк почти вылез наружу. Гауптштурмфюрер гордо смотрит на меня. На его лице крупными буквами написано: "Вот какой я молодец, а ты меня, глупый союзник, ругал".

Я поворачиваюсь к подошедшему фон Брюккнеру:

– Господин штандартенфюрер. Прошу учесть мое особое мнение: гауптштурмфюрера Мюллера от командования ротой отстранить, как склонного к необоснованному риску жизнью и здоровьем подчиненных. Штурмфюрера Фишера наказать за халатность, едва не повлекшую за собой потерю боевой техники и снижение боеспособности взвода. Троих бойцов, принимавших наиболее активное участие в спасении техники, прошу поощрить, а лучше – представить к награде.

Фон Брюккнер кивает:

– Согласен, геноссе Соколофф. – И уже ротному, – Мюллер, Вы отстранены от командования ротой. В расположение части поедете в машине охраны.

– Слушаюсь, мой штандартенфюрер. – голос чуть заметно дрожит. – Кому прикажете сдать роту?

Фон Брюккнер на секунду задумывается. В роте маловато офицеров, ведь дивизия только-только формируется.

– Господин штандартенфюрер, – надо выручать немецкого товарища, – разрешите мне повести роту.

Он светлеет лицом.

– Разумеется, геноссе Соколофф. Принимайте командование ротой. – Он вскидывает руку – Хайль Гитлер!

И вот я в танке. Как приятно снова оказаться на законном командирском месте, снова почувствовать могучую силу добрых двух десятков боевых машин, снова ощутить себя ангелом возмездия! Рота, слушай мою команду!…

… Грохоча гусеницами "моя" рота входит в деревню Сент-Мари-дю-Монт, известную своей красивой колокольней и хорошим вином в кабачке у папаши Фуйяда. Очень мило! А что это тут забыла фельджандармерия? Э-э, это кому это они руки крутят?…

– Стой! – грозный рык в ТПУ. И дублировать по радио – Рота, стой! Офицеры – ко мне!

Я соскакиваю с брони, и подхожу к фельджандармам, которые скрутили руки двум парням, определенно из нашей дивизии:

– Хайль Гитлер! Полковник Соколов. Что здесь происходит?

– Вам должно быть известно, герр оберст, что, по личному приказу фюрера, фельджандармы неподконтрольны ни армейским чинам, ни командирам войск СС, – поворачивается ко мне хмурый обер-лейтенант с бляхой на груди.

– Вы арестовываете моих людей, – я делаю упор на слове "моих", – могу я узнать, в чем их вина? И вообще, обер-лейтенант, сначала не мешало бы приветствовать старшего по званию, нет?

Я расстегиваю комбинезон и демонстрирую жандарму свои награды. Это производит благотворное впечатление: молодец вытягивается во фронт и рапортует:

– Хайль Гитлер! Обер-лейтенант Дитц. Прошу извинить, герр оберст, служба. Эти двое обвиняются в изнасиловании и убийстве.

Эти двое? Одного я знаю: это унтершарфюрер Фридрих Буш, веселый парень из Дрездена, очень неплохой наводчик. Совсем недавно он хвастался фотографией своей девушки, и устроил драку с поваром, охарактеризовавшим девицу словами: "Ничего, кобылка". Второй чуть помоложе, конопатый на столько, что, кажется, из-за веснушек не видно кожи. Вид у обоих жалкий и потерянный. При моем появлении они еще больше съеживаются.

Я протягиваю фельджандарму портсигар, закуриваю сам.

– А могу я уточнить, обер-лейтенант, что все-таки произошло? Если возможно, поконкретней.

Затягиваясь ароматным дымком "Элиты", обер-лейтенант сообщает, что унтершарфюрер Буш и рядовой Нернст из дивизии "Викинг", силой ворвались в дом одного из жителей Сент-Мари-дю-Монт Буршада, нанесли ему и его жене несколько ударов, зверски изнасиловали пятнадцатилетнюю дочь Буршада, Ирен, а когда отец, очнувшись от побоев, схватив охотничье ружье, решил вступиться за честь дочери, отобрали оное ружье и тяжело ранили хозяина, а его сына, Лео Буршада, четырнадцати лет застрелили наповал. Вот и все. Мэр деревни, г-н Рено, вызвал по телефону полицию, которая и задержала негодяев на месте преступления.

Бросаю взгляд на парней. Те, не взирая на протесты жандармов и злобный рев собравшейся толпы, пытаются лепетать, что девчонка сама зазвала их в гости, а там дикие нормандцы пытались ограбить их и убить. Врут, конечно, но не на все сто…

– Вот полюбуйтесь, герр оберст, на плоды их трудов! – обер-лейтенант пылает праведным гневом.

М-да. Ну, что тут скажешь? Конечно, девица выглядит на все двадцать, и, скорее всего, сама строила куры ребятам. Да и юнец смотрится не на четырнадцать, а на все восемнадцать, с мощными плечами и тяжелыми кулаками. Но убитые "валлонцы", которые теперь признаны германскими гражданами, это, доложу я вам, плохо. Очень плохо…

Неделю назад двое солдат, виновные лишь в том, что избили торговца вином, ломившего непомерную цену за свою кислятину, получили по семь лет крепости. А тут, похоже, пахнет расстрелом. Фюрер ласкает новоприобретенных граждан, стараясь поскорее сделать из них немцев. Это правильно и разумно, но ребята из нашей дивизии…

– Обер-лейтенант, прошу Вас, отойдемте на минутку.

Мы отходим за танки, и я тихо говорю ему: