Андрей Ерпылев - Мавзолей для братка

Ловко лавируя, упырь всегда оказывался между жертвой и дверью, поэтому надежды Георгия отделаться «малой кровью» таяли с каждой секундой. Отчаяние, напротив, росло.

«Сколько времени до рассвета? – лихорадочно гадал он, стараясь держать тварь на расстоянии: хоть сталь и не причиняла чудовищу заметного вреда, но и напролом оно не перло. – Вся нежить должна бояться солнечных лучей… Да и появится ли солнце? Вон какой дождь за окном… Может, петух закричит? Какой еще петух? Разве что тот, ржавый, на флюгере…»

Силы понемногу таяли, тогда как упырь, рубаха на котором уже напоминала рыболовную сеть, сотканную сумасшедшим мастером, казалось, совершенно не чувствовал усталости. Судя по всему, схватка близилась к концу.

«Чем еще можно повредить нечисти? Осиновым колом? А где его взять? Тем более что кол-то, по словам Фридриха, должен быть вырублен с какими-то там ритуалами… Серебром? О! А серебро-то у меня есть!»

Георгий как раз стоял возле своей одежды. Схватить кошелек и разорвать его тесемки было делом мгновения – и вот уже в монстра, оторопевшего от неожиданности, летит пригоршня мелочи…

Браво! Некоторые монетки, пролетая сквозь тело или отскакивая от него, не производили никакого эффекта – должно быть, просто были медными или золотыми, но вот серебряные… При первом же «залпе» нежить с воплем отскочила назад: грудь ее, будто от выстрела в упор из киношного обреза, заряженного картечью, превратилась в дымящееся решето с полудюжиной громадных дыр! Победа?

Увы, страшные раны, несомненно отправившие бы любое создание из плоти и крови прямиком на тот свет, вурдалаку, как оказалось, были не очень-то опасны. Холодея, Арталетов видел, как обугленные дыры медленно, словно нехотя, затягивались.

«Прямо как у терминатора того жидкометаллического!.. Ну-ка, еще горсточку…»

Тот же эффект, но на этот раз появилось всего четыре раны. Одна крупная «серебрушка» (тестон [17], наверное), аннигилировав от соприкосновения с нежитью, напрочь снесла монстру правую руку, но чудовище ловко подхватило отпавшую конечность левой и лихо приставило к телу. Правда, не совсем на старое место, но ничего – приросло без проблем!

На третий «залп» оставалось всего три монетки, и залп этот вообще никак не повредил монстру.

«Все, Жора: суши сухари!..»

И погибнуть бы нашему герою страшной смертью, если бы не копилка безымянного Мишленова сынишки, которую Георгий невзначай смахнул на пол локтем…

Сначала он даже не понял, что произошло: тварь внезапно остановила свой натиск и, опустившись на колени, принялась с утробным ворчанием бережно собирать с пола рассыпавшуюся дребедень, аккуратно складывая подобранное в самый большой черепок кувшина, оказавшийся под рукой. Про жертву она не забывала, но и оторваться от захватывающего занятия не могла, время от времени с сожалением оглядываясь и снова возвращаясь к сбору детских сокровищ.

Не веря собственному счастью, Арталетов похватал в охапку свои вещички, по стеночке проскользнул мимо медитирующего чудища и, пинком распахнув дверь, ссыпался по лестнице, не намереваясь останавливаться даже для того, чтобы подобрать золотой, валявшийся прямо на пороге.

«Скорей отсюда! И чем дальше – тем лучше!..»

А вслед ему несся тоскливый вой обманутого хищника…

На самом пороге харчевни, прежде чем выскочить под дождь, Георгий обвел глазами зал, не веря себе: куда делась уютная обстановка? Кругом царили разруха и запустение. Полы только что не поросли травой, все кругом заткано паутиной, камин не топился вечность…

«А чем же тогда потчевал меня упырь?»

Едва Арталетов подумал об этом, как к горлу неудержимой волной подкатила рвота, и, больше не оборачиваясь, он кинулся прочь из проклятого гнезда…

«Прочь! Прочь отсюда!..»

Георгий остановился лишь на мгновение и то у самой опушки леса, чтобы успокоить рвущийся наружу желудок, и помчался дальше, сверкая голыми пятками: одежду и оружие он по-прежнему держал в охапке, не давая себе даже секунды, чтобы одеться.

«Прочь!..»

Он совсем не думал о том, что в прошлый раз заблудился именно в этом месте. Не до таких мелочей было объятому животным ужасом человеку, только что выскользнувшему из липких объятий неминуемой смерти.

Поэтому, услышав чей-то голос, он еще продолжал «на автомате» лететь вперед несколько мгновений…

– Стой ты, чудило! – повторил тот же голос, и Арталетов наконец остановился, едва не снеся лбом встречное дерево.

Сначала он подумал, что это разбуженное воображение шутит с ним такие шутки: откуда в непроглядном мокром лесу, да еще в такую пору человек? Но голос все еще стоял в ушах, абсолютно реальный, и, выставив перед собой шпагу на всякий случай, герой все-таки обернулся, готовый сорваться с места при любом подозрительном движении.

– Живопырку-то свою убери – не укушу, чай! – недовольно протянул голос. – Ишь, взяли моду железяками разными тыкаться…

– Где вы? – в смятении крикнул Жора, вернее, прошептал перехваченным горлом: второго монстра его сердце, бьющееся о ребра перепуганной пташкой, не вынесло бы. – Я вас не вижу!

– Тогда разуй глаза, – спокойно ответил голос.

«Тоже мне совет!..»

Но, приглядевшись, беглец все-таки разглядел маленький сгорбленный силуэт посреди маленькой полянки, принятый поначалу за пенек. Это и был пенек, но на пеньке сидело какое-то живое существо…

– Это вы со мной разговариваете? – осторожно спросил Георгий, немного опуская шпагу.

Существо казалось безобидным, но попробуй разбери тут…

Арталетов пошарил в кармане колета и выудил то, за что Горенштейн, узнай это до отправления, убил бы святотатца на месте, – дешевенькую газовую зажигалку. Вот уж невозможный в средневековье артефакт так артефакт!

Чиркнул кремень, и в руке путешественника затеплился крохотный огонек, светивший больше себе под нос, чем освещающий окружающее. Но и в его трепещущем свете Арталетову удалось разглядеть сидящее на пеньке, горестно подперев подбородок кулачком, маленькое мохнатое существо, не больше среднестатистического кота размером. Этакий роденовский «Мыслитель» в миниатюре.

– Ну, насмотрелся? – недовольно фыркнул «кот», сверкая огромными, словно у тропического лемура, глазищами. – Тогда погаси огниво – глаза слепит.

На кота он походил лишь условно: круглая щекастая мордочка, вздернутый носик, растрепанные волосенки… Хотя, опять же, мохнатые чуткие ушки, по-кошачьи торчащие вверх… Пресловутый Кювье впал бы в истерику при одном виде столь странного создания.

Зажигалка нагрелась и стала жечь пальцы, и «шевалье», чертыхнувшись, погасил ее.