Андрей Ерпылев - Мавзолей для братка

– Кто? – задержался на мгновение Арталетов. – Да банда ваша – такие отморозки, что все только спасибо скажут, когда вы исчезнете! Я ведь успел перекинуться парой слов с Нефедычем. А остались там только трое, да и те вряд ли пойдут за вас в огонь и воду.

Больше не слушая бессильные угрозы поверженного врага, он забрался в телегу и тронулся в обратный путь…

– Благодетель! Всю жизнь за тебя Бога молить будем! – валялась в ногах у Георгия ограбленная крестьянская семья, которой нежданно-негаданно вернулось все отобранное добро плюс несколько золотых сверху за моральный ущерб, да еще бонус в виде пары дорогих кирас и шлемов в уплату за съеденные продукты. – Ноги мыть и воду пить!!!

– Лучше сами помойтесь, – пробормотал «благодетель», отрывая от одежды цепкие грязные пальцы.

– Раз такое дело, – вскочил на ноги избитый, но сейчас обретший второе дыхание хозяин, – бери мою дочку! Обеих бери!

– Я женат, – мгновенно соврал Жора, которому такая перспектива совсем не улыбалась.

– Да ты без женитьбы, так просто бери! – сально подмигнул старый сводник. – На ночь!

Арталетов плюнул и подавил в себе горячее желание отходить палкой мужика-сводника. Шел он со двора, горько сетуя о том, что, видимо, никогда не научится разбираться в людях…

– А где… – недоуменно выставились бандиты на вернувшегося в трогательном одиночестве Георгия.

Тот, подчеркнуто равнодушно, выложил на стол разряженный пистолет главаря.

– Все. Нет больше вашего Геннадия Игоревича.

– Нет? Да мы ведь… – нерешительно начал Сильвер.

– Ничего вы не сможете. Хозяина вашего нет, и даже если вы всех нас тут перебьете – его уже не вернуть. А отвечать придется. Так что, вот вам Бог, а вот – порог. Разойдемся миром.

Рядовые переглянулись и опустили пистолеты, а Сильвер горько протянул:

– Ага… Вам хорошо, вы шестерки бессловесные, к другой семье прибьетесь, а меня на лоскуты порвут… Куда я теперь?

Жора почесал в затылке:

– Куда?.. Дмитрий Михайлович, мы можем отправить его в прошлое, куда он пожелает? Без хрономобиля, конечно…

Когда все проблемы были улажены, восторги по поводу столь благополучно разрешенной проблемы улеглись, Георгий был расцелован, обхлопан со всех сторон и даже дружески поцарапан, Горенштейн заявил, радостно потирая ладони:

– Ну что? Я уже настроил машину для переброски обратно в Египет. Все готовы?

– Да… Конечно… Естественно…

– Нет, – неожиданно отрезал Арталетов. – У меня еще остались незавершенные дела…

Жора мрачно шагал по известной до мелочей дороге, думая над прощальными словами Дмитрия Михайловича:

– Я не хотел вам об этом говорить, Георгий Владимирович, но для перемещений в пределах одного-двух лет в данной эпохе совершенно не обязательно возвращаться обратно. Вот здесь имеется такое колесико… Конечно, особенной точности не гарантирую, но, методом проб и ошибок…

– А почему раньше не сказали?

– Я опасался, что вы начнете скакать туда-сюда и непременно породите какой-нибудь катастрофический сдвиг во времени. Все это очень слабо изучено… Большей частью – теория…

– А сейчас?

– Вас все равно не остановить… Только помните, что все ваши перемещения там будут в пределах одной петли времени. Опасайтесь парадоксов…

«Что еще за парадоксы? – размышлял Арталетов. – Опять ведь из потока формул и математических загогулин ничего не понял… Гиблое дело…»

Во Франции снова царило лето. Да и немудрено: Горенштейн забросил его в прошлый год, всего лишь каким-то месяцем позже сожжения.

Близ постоялого двора папаши Мишлена вновь царило оживление. У коновязи ржал не менее чем десяток лошадей, из дома доносилось нестройное пение и взрывы хохота, а из дверей, видимо, только что вышвырнули горького пропойцу, решившего, что лучшей постели, чем пыль у порога, ему не найти, сколько ни ищи.

«А не зайти ли и мне пропустить стаканчик-другой перед дальней дорогой? – подумал путешественник, переступая через утробно храпящее тело. – Да и обдумать дальнейший план действий нужно…»

Корчма встретила разноголосым шумом, омерзительным запахом подгоревшей пищи и мощным духом спиртного, едва не сшибающими с ног человека непривычного. Но Арталетов-то к этому как раз уже привык.

– Добрый день, папаша Мишлен! – радушно улыбаясь, направился он к стойке. – Как ваше житье-бытье?

– Je ne vous comprends pas, – отчеканил корчмарь, глядя оловянными глазами куда-то выше плеча собеседника. – Voulez parler en français, monsieur [36].

– Почему?..

Не меняя выражения лица, Мишлен едва заметно кивнул на лист желтоватой бумаги, прикрепленный к стене возле стойки, и Жора, спотыкаясь на буквах непривычного начертания, принялся читать.

Очередной королевский ордонанс касался отмены по всей территории королевства иных языков, кроме французского, и подробно останавливался на всякого рода карах за отступление от сего.

«Ну вот! – огорчился Арталетов прочитав. – И здесь переходят на „державну мову“… Что ж это за рок такой! Ну, делать нечего…»

– Si je Peux… commander… la faute? [37] – с запинкой выговорил он.

– Certes! – обрадовался хозяин, незаметно кивая куда-то в глубь помещения, где, окруженный довольно широким пустым пространством, сидел некто малозаметный, облаченный в темное. – Rouge ou blanc? [38]

– Без разницы… – буркнул Жора, выкладывая на стойку пару медяков, и тут же поправился: – Donnez la bouteille rouge [39].

– Merci. – Монетка исчезла, а Мишлен, склонившись вроде бы для того, чтобы протереть прилавок, шепнул: – Есть пиво. Свежее. Будете?

Гадая, что же это такое случилось с грубияном и скупердяем, Георгий уселся на свободное место неподалеку от шпика и принялся не торопясь закусывать. На него некоторое время косились, но мало-помалу непосредственная обстановка восстановилась.

– Вы приезжий? – со слащавой улыбкой обратился к нему соглядатай. – Я вас раньше не видел.

– Je ne vous comprends pas [40], – отчеканил наш герой, не принимая игры и шпион отстал с постной рожей.

А атмосфера тем временем накалялась.

Какой-то здоровяк в костюме лесоруба схватил за грудки толстенного монаха в серой рясе, заляпанной самого разнообразного вида пятнами, и начал трясти, самозабвенно крича прямо в красную лоснящуюся физиономию:

– Est allé vers la ligne, le père sacré!.. Tu m'as ennuyé avec les sermons! [41]

Филер встрепенулся, выхватил из-за пазухи блокнот, но посетители уже горланили кто во что горазд, в ход шли кулаки, в воздухе мелькали табуреты и пустые бутылки. Какой-то кувшин с треском врезался в зализанную лысинку и разлетелся вдребезги, обдав Жору брызгами прокисшего вина, а шпион, не успев даже очинить перо, мирно прилег щекой на столешницу. Шум тут же утих, а чей-то не терпящий возражений голос распорядился: