Андрей Горюнов - Варяжский десант

– Чем они вооружены, валькирии?

– Ничем! У них нет с собой оружия.

– Оружие сложено отдельно?

– Да нет, не видно. Луки, стрелы, щиты, мечи – ничего такого…

– Большие у валькирий крылья?

– У них нет крыльев.

– Как же они летают?

– Они не летают. Две валькирии сейчас кусаются и выдирают волосы друг другу… Одна валькирия у другой сорвала с головы кожу вместе с волосами, с рыжими волосами, но вместо крови у той, у которой сорвали, на голове сразу выросла новая кожа с еще более красивыми черными волосами! Вот чудо! Теперь они царапаются!

– И визжат на разные голоса?

– Нет. Они царапаются молча. Визжат другие валькирии.

– Я слышу. «Мослом в сопелку ей!», «В торца! Нук, по сопатке!»

– Что такое «сопатка», Торхадд?

– Колдовство, заклинания… У нас, в Сизых Фьордах, нет этого слова.

– «В торца по хрюкалу!»

– Это, похоже, совет…

– «Ментовская сиповка!»

– Скрытые знания доступны валькириям, это уж так!

– «Шмач разорви ей!»

– Указывает, как поступить в сложном случае, верно?

– «Буркалы вырви ей, выбей моргалы!»

– Клич боя? На молитву не похоже…

– «Сейчас свои гланды проглотит, зассыха!»

– Да, мастерицы валькирии: так наговорами и сыплют!

– А где же прячутся их мужчины?

– Им негде прятаться, здесь все открыто.

– А за холмом?

– Едва ли, Торхадд. Ведь мы успеем перебить всех женщин, пока мужчины из-за холма добегут сюда!

Женский вой разочарования пронесся над побережьем и стих.

– Какой скорбный звук… Одна из них погибла, Бард?

– Нет. Просто их разняли. А остальные застонали от огорчения. Ведь схватка завершилась, не выявив победившую!

Уже подбегая к дерущимся, Аверьянов увидел, как между схватившимися не на шутку Зиной и Галей вклинился небольшой пес, молодой шарпей. Следом за ним к девочкам подскочила интеллигентного вида женщина лет шестидесяти с небольшим и в одно касание раскидала сцепившихся в разные стороны.

Раздавшийся стон разочарованных болельщиц был столь громок, что докатился, наверное, до моря Баффина на севере и до мыса Канаверал на юге.

Благодарно кивнув миротворщице с собакой, Николай поднял руку, обращаясь ко всем:

– Тише! Тишина! Ша! Чтоб этого больше не было! Предупреждаю: при возникновении хотя бы еще одного конфликта контракт будет расторгнут с обеими дерущимися, ругающимися сторонами: разбираться, кто прав, а кто виноват, будете без меня уже, на Тверской. И второе – что касается ругани. Тут везде поставлены лингвистические маяки. В пределах трех километров вокруг вот этого холма – Оленьего Холма – все понимают друг друга независимо от того, кто на каком языке говорит, понятно?

– Понятно.

– А дальше как? Если четыре километра?

– А дальше надо языки учить! Или брать переводчика.

– И я добавлю от себя… – выступила пожилая дама, взяв шарпея на руки. – Учтите, девочки, я здесь присутствую. И распоясаться никому не дам. Если хоть одна из вас… то я такую сразу, без раздумья. Чуть что – к себе на родину быстрее собственного визга улетишь. Чтоб женщину СССР вы не позорили! И фермеров не обижать мне, все слыхали? Это ростки нового, плоды возрождения России!

– А это все же фермеры? – спросил кто-то из толпы.

– Ага, – кивнул Аверьянов. – Специально собирали. В глухих районах дальнего зарубежья.

Он уже не помнил, что, кому и зачем он врал. За последние часы его биологического времени ему пришлось выплеснуть из себя такое количество лжи во спасение, откровенной брехни и уклончивой полуправды с существенными недоговорками, что голова шла кругом.

– Вы потом поймете, что здесь происходит, – авторитетно сообщила публике пожилая дама. – А пока от вас требуется только одно: не раздражать и не беспокоить. Ведите себя естественно в предложенной ситуации. Верно? – Она повернулась к Аверьянову.

– Верно… – растерянно подтвердил Аверьянов, понятия, надо сказать, не имевший о том, что значит «вести себя естественно в предложенной ситуации». Более того, он плохо представлял себе и обратное: как следует вести себя в предложенной ситуации, чтобы получилось в результате неестественно.

– Вот и товарищ руководитель это подтвердил! – Дама указала на Николая. – Нельзя забывать, что вы всегда и везде, в любой обстановке, представляете нашу страну – СССР и наш советский образ жизни!

– Кто вы? – с удивлением спросил Николай пожилую даму.

– Ивона Стефановна, – представилась дама и, вытащив правую руку из-под брюха шарпея, протянула ее Николаю – не по-женски, подставляя тыльную сторону ладони для поцелуя, а по-мужски, как шофер-дальнобойщик. – Прибамбацкая.

– Аверьянов. Николай Николаевич.

– Ну что, мы начинаем? – деловито осведомилась Ивона Стефановна.

– Простите, я все же не понял, кто вы и как вы сюда попали?

– Моя фамилия Прибамбацкая… А попала я сюда, можно сказать, случайно. Гуляла с собакой… Вот с этим, Рожок зовут. А тут, на Пушкинской, демонстрация. Ну, я и залезла в автобус со всеми.

– В какой автобус?

– Да в этот вот. – Ивона Стефановна кивнула на хронотоп.

– А я вас не заметил…

– Я была в макияже… – хмыкнула Прибамбацкая.

– И собаку я не видел.

– Рожка я несла в сумке. Он не любит ходить ногами.

На краю сознания Аверьянова возникло тревожное ощущение, что дело встало, он слишком заговорился с этой старой селедкой. Кто она, он уже понял, разглядев у нее на лацкане старого, но чистенького пиджачка маленький красный бантик, подколотый значком с портретом Сталина: она без всякой телепортации и хронопереноса жила еще в СССР. Разговор с этой мумией Нефертити следовало срочно обрывать: еще чуть-чуть, и инициатива будет упущена и событийная цепь, начав жить сама по себе, своей собственной жизнью, может пойти вразнос.

– Мы участвуем во всех мероприятиях – вот, вместе с Рожком, – продолжала щебетать пенсионерка, погладив шарпея. – Тем и живем. У вас, кстати, сколько заплатят за эту массовку?

– Сколько наработаешь, – ответила одна из стоящих рядом девиц, продемонстрировав тазом характерное возвратно-поступательное движение.

– Она-то языком все больше, – насмешливо хмыкнула другая девица. – Вишь, с бантом!

– Так тоже можно, языком, – согласилась первая. – Но без микрофона. Потому что под фанеру минет не делают, бабушка…

Аверьянов инстинктивно отпрянул, уходя с ожидаемой директрисы удара, готовый вместе с тем перехватить удар.

Однако удару не суждено было произойти: женский вопль, раздавшийся невдалеке от ладьи Бьярни, огласил Олений Холм и его окрестности; Прибамбацкая отвлеклась на него и пропустила мимо ушей последнюю реплику.

Истошный вопль издала одна из самых юных девиц – Ольга, схваченная сзади в охапку викингом. Толпа на побережье и зрители на бортах причаливших кораблей слегка подались вперед.