Генри Олди - Механизм пространства

О несостоявшейся дуэли никто не вспоминал.

Позднее Торвена вызывали еще трижды; один раз – по его собственной инициативе. Так и не став адвокатом, он уже служил помощником у гере Эрстеда-старшего – и вызовы принимал по долгу своей многотрудной службы. Вспоминать об этих случаях Зануда не любил.

Отогнав воспоминания, он вернулся к зловещей шкатулке. Ишь, красотка! На днище – лосиная кожа; замок запирается изящным ключиком. В такой не оружие носить – дамские безделушки. Собственно, на это и расчет.

Знает дело мастер Прела!

Ключик повернулся без звука, повинуясь легкому движению. Извольте взглянуть, хозяин, все на месте, все дома. Пистонница, пулелейка c ножницами, латунная масленка. Отвертка с костяной рукоятью, пороховница. И пули – дюжина, как на подбор. И, конечно, пистолеты, братцы-»жилетники».

Система была новая, непривычная – с отвинчивающимся стволом для более удобной зарядки. Хозяин оружейной лавки, учуяв денежного клиента, пытался всучить «изделия» с позолотой, с гравировкой-орнаментом, только не на того напал.

– Украшают подарки возлюбленным, – сказал Торвен хитрецу. – Оружию к лицу чистая полированная сталь. Желательно – дамасская.

Крышка с бронзовой бляхой «Prelata a Paris» опустилась на место. Времени оставалось достаточно, и Зануда решил завершить некоторые дела. Пистолеты – пистолетами, а порядок должен быть. Рука метнулась к гусиным перьям, ждущим в деревянном стаканчике.

Чернильница вздохнула: сейчас начнется. «…Вынужден послужить своей чести, которая дороже для меня, чем трижды постылая жизнь…» Старушка ошиблась – Торбена Йене Торвена интересовали вещи иного рода. Какие именно, чернильнице, коренной парижанке, понять было мудрено. Зануда писал на родном датском, по давней студенческой привычке сокращая слова и сминая фразы.

«Шевалье Огюст. Соц. Рев. Бунт. Баррикады. Брат – в тюр. Друг Галуа. Приятель Тьера. Ненавидит полк. Э. Считает уб. Галуа. Нелогично. Оговорили? Встреча Шевал. с полк. Э. сегодня, в Бул. Цель – объясниться. Опасно? Опасно!»

С молодым человеком, отрекомендовавшимся как Огюст Шевалье, довелось познакомиться почти месяц назад – случайно, в кабачке «Крит». Здоровяк-южанин, скорее похожий на грузчика, чем на социалиста-баррикадника, взвалил на себя тяжкий груз мести – и, похоже, был готов надорваться. Вначале Зануда счел ситуацию легко разрешимой. Навел справки, задал ряд вопросов кому следует. Друг Эвариста Галуа, судя по добытым сведеньям, оказался парнем неплохим, хотя и чрезмерно революционным. Жаль, если свихнется на почве мщения. Куда лучше свести их с полковником – уладить конфликт, охладить горячую голову…

Пока готовилась встреча, Шевалье по средам и субботам заходил в «Путеводную звезду»: справиться о ходе дела. И каждый раз, выясняя, что свидание откладывается, нервничал все больше. Мрачнел, замыкался; кипел от подозрений. Даже обвинил Торвена в чем-то плохо понятном, но непростительном – то ли саботаже, то ли заговоре. Молодой человек вызывал у Зануды симпатию, но ждать «мсье социалист» не умел категорически.

Его волнение странным образом передалось Торвену. Началась бессонница, возникла раздражительность. У гостиницы мерещились соглядатаи. В любом прохожем виделся шпик. Кто ж его знал, что все кончится покупкой пистолетов?

Перо замерло в воздухе, ожидая продолжения. Заточенное, раздвоенное, как жало змеи, острие повисло над словом «Опасно». Дрогнуло, провело длинную черту; заскользило вновь – ниже обозначенной границы.

«Николя Леонар Сади Карно…»

Главное поручение Королевского научного общества, приведшее датчанина в Париж, тоже вначале казалось простым. Торвен вздохнул. Пора выводить новый физический закон делопроизводства: «Дела при прочих равных условиях идут по пути наибольшего сопротивления».

Увы!

«…сын Лазара Карно – якобинца, цареубийцы, вел. математика. Капитан фр. армии, весной 1832 г. вернулся на действит. службу. Инженер. Характер раб. секретн. Хорош. знаком. Тьера, кот. помог К. вернуться в армию…»

– Ничего, год-два – и Николя Карно им всем покажет! Говорили мы с ним в Париже… Он такое, лейтенант, придумал! Пар – вчерашний день. Нужен движитель экономный, мощный; движитель для Будущего…

Словно наяву Торвен услышал голос Андерса Эрстеда – чудилось, полковник стоит рядом, превращая номер дешевого отеля в палубу героического «Анхольта», а впереди, в ночи, полной гиен и настойчивых мертвецов, обоих ждет штурм Эльсинора.

Перо метнулось вверх, к предыдущей записи. Нашло нужное слово, дважды подчеркнуло: «Тьер». Поразмыслив, уточнило в уголке: «Товарищ мин. фин.». С маленьким человечком и великим карьеристом Торвен успел свести знакомство.

Гномик ему не понравился.

«…Единств. опубликован. работа: „Размышления о движущей силе огня“, 1824 г. Дальнейш. исслед. К. держит в тайне. Об опасности предупрежден: в письме и мною личн. Не принял всерьез. Нелогично. Глупо».

Странные люди французы! Нелогичные – в устах Зануды такое определение было равносильно грязной брани. Он понял это еще в юности, оказавшись по милости нелогичных французов в далекой, насквозь промерзшей – даже пожар не спасал! – Москве.

С тех пор потомки галлов не слишком изменились.

Дама-Логика, чьим верным паладином Торвен считал себя всю жизнь, страдала. Все шло наперекосяк, противореча элементарному здравому смыслу. Если некий злодей тщится навеки скрыть от глаз людских важный секрет, что может ему помешать? Благородный рыцарь в доспехах, сверкающих миланской сталью? Романтический герой в черном плаще и в шляпе до бровей? Авантюрист с верной шпагой? Отнюдь – и не таким шею сворачивали. А вот печатный станок, простой и прозаический инструмент, способен творить чудеса. Как только исследования Карно будут явлены миру, даже легион коварных злодеев признает поражение.

Любой научный журнал, десяток страниц, измазанных краской, спасет не только открытие, но и жизнь упрямца-инженера. Как спасли бы Эвариста Галуа – и не его одного.

Даме-Логике оставалось лишь грустно вздыхать. Карно не собирался ни спасать, ни спасаться. Еще более странно вел себя Огюст Шевалье. Неспроста этот горячий, как июньский полдень, бунтарь стал подозревать Андерса Эрстеда. Кто-то очень умный подсказал, подтолкнул, заботливо подстелил под ноги ложный след.

Острие пера решительно чиркнуло по бумаге, подводя итог: «Принять меры! Убедить!» Кажется, все. Самое время доставать пистолеты. Впрочем, нет, еще одно:

«Гарибальди Джузеппе, прозв. „Осип“ (дали русск.). Капитан шх. „Клоринда“. Доставил меня в Париж из Гавра. Итал., род. в Ницце. Потомств. моряк. Учился на священ. Не выучился».

Торвен усмехнулся. А он еще недоумевал, отчего милейший синьор Осип готов рвать зубами каждого, кто в рясе. «О, эти попы, эти божьи дудки, culi rotto, уж простите за выражение, эти ханжи, эти vaffanculi, святоши, лжецы, merda cagna, предатели, негодяи, porka Madonna!..» [5]Чину ангельскому икалось с завидной регулярностью. Да, славный ты капитан, Джузеппе Гарибальди. Бесхитростный, честный; простой, как средиземноморский зюйд-ост.