Генри Олди - Механизм пространства

– Развяжите этот мешочек.

Толстый грузчик дыхнул перегаром:

– Зачем?

– Хочу взглянуть, что там.

Рядом, словно из-под земли, возник мистер Эрстед. Управляющий даже вздрогнул – так тихо и быстро подошел датчанин.

– Делай, что велено.

Толстяк хмыкнул, развязывая мешок.

Уотерхауз поелозил пальцем по одной из неровных, чуть желтоватых сахарных голов. Лизнул: точно, сахар. Никаких сомнений.

– Открой бочонок.

Ворча себе под нос, грузчик отыскал ломик с плоским концом и со второй попытки вскрыл бочонок. Здесь сахарные головы были помельче: с кулак величиной.

– Заколачивай.

– Все проверять будете? – елейным голосом поинтересовался датчанин.

– Нет. Я удовлетворен.

Управляющий окончательно успокоился и даже расправил плечи, словно сбросив десяток годов. Подвыпившие грузчики, гомон, толкотня, виртуозная брань возницы, которому наступили на ногу… Это была правильная жизнь. Не то что с нашими вояками…

– Не желаете промочить горло, мистер Эрстед?

– С удовольствием, сэр!

Через час умиротворенная беседа партнеров, разомлевших от выпивки и каминного жара, была прервана явлением старшего.

– Простите, сэр…

– Что?

– Не влазит.

– Что – не влазит?

– Склад, значит… Под завязку. Десять бочек осталось. Куда их?

– Не может быть! Там полно места, – забыв, что недавно сам сетовал на малую вместимость склада, управляющий полез из-за стола. – Не волнуйтесь, мистер Эрстед, что-нибудь придумаем. На улице не оставим…

Бочки-неудачницы сиротливо жались к стене конторы. Со словами: «Сейчас найдем место!» – управляющий сунулся в дверь склада и обнаружил, что места нет категорически. Сахар расположился по-хозяйски, оккупировав каждый уголок. Уотерхаус задумался, скребя в затылке. Пока мозг его был занят хаотической мыслительной деятельностью, взгляд жил своей жизнью, обшаривая небеса, готовые пролиться дождем. Не найдя в горних высях замены складу, взор спустился ниже, упав на корпус броненосца.

«Почему бы и нет? Военный корабль, секретность… Какие там секреты? Железная коробка – ни машин, ни пушек… Даже палубы не все собрали. Тыща бочек влезет!»

Если бы не пары крепкого рома, подобная идея никогда не пришла бы в голову мистеру Уотерхаусу. Однако алкоголь всегда обострял его гений. Он уже открыл рот, желая успокоить датчанина, но под ребрами шевельнулась холодная игла.

В итоге прозвучало неожиданное:

– Что в этих бочках?

– Вы же проверяли! – возмутился Эрстед.

– Да, но не эти бочки!

Первая крышка поддалась на удивление легко. Уотерхаус мрачно воззрился на белый порошок, которым был наполнен бочонок. Селитра? Известь? Мука тонкого помола?

– Что это?

– Измельченный сахар, для кондитеров. Наивысшего качества!

Управляющий сунул в бочку палец. Опасливо лизнул – а вдруг отрава?! Нет, датчанин не соврал: на вкус порошок был слаще меда. Им были заполнены и остальные бочки.

– Ладно, – решился Уотерхаус. – Грузите в трюм. Найдите место, где палуба уже настелена, чтоб дождь не намочил. Вон лестница, вон лебедка. Поторапливайтесь!

Луна развлекалась.

Расположившись в небесной ложе, она с любопытством наблюдала за сценой земли. Там, стараясь изо всех сил, четыре актера играли невидимок. Складывалось впечатление, что прятались эти господа исключительно от луны, ибо других зрителей – не считая звезд-компаньонок – у них не было. И то правда: кому придет в голову заполночь бродить в пустынных окрестностях верфи «R. J. Triptey Ship Works»?

Таинственный квартет передвигался короткими перебежками; из тени – в тень. От стены угольного склада – к забору, от забора – в чернильный мрак прохода меж бараками; нырнули под дровяной навес, замерли, выжидая… Не прошло и минуты, как в ближайшем проулке послышались шаги. Луна глянула в ту сторону и признала, что была не права. Предосторожности имели под собой веские основания.

Целых пять веских оснований в лице компании «чарли». [41]

Коротая ночь за грогом и игрой в кости, бравые стражники наконец решили выбраться на улицу. Первым вышагивал слоноподобный толстяк, помахивая казенной дубинкой. Следом ковыляли соратники – инвалид, опиравшийся на узловатую клюку; старик в засаленном цилиндре, с фонарем в руках; церковный служка, способный устрашить лиходеев разве что своей физиономией; и юнец-почтальон, взалкавший приключений – единственный из всех, он вооружился древней саблей.

Трепещите, воры и грабители!

Недаром остряк-репортер писал в «The True Sun»:

«Не надо претендовать на доходную должность „чарли“, если вам не шестьдесят, семьдесят, восемьдесят или девяносто лет, если вы не слепы на один глаз и не видите плохо другим, если вы не хромы на одну или на обе ноги, если вы не глухи как столб, если астматический кашель не рвет вас на куски, если ваша скорость не сравнима со скоростью улитки, а сила рук не мала настолько, что не позволяет арестовать даже старуху-прачку, возвращающуюся после тяжелого трудового дня у лохани для стирки».

Ночной дозор – живая иллюстрация к этой рекламе – гордо прошествовал мимо дровяного навеса. Из всей пятерки лишь старик мазнул взглядом по укрытию, но не заметил прячущихся. Темная мешковатая одежда скрадывала очертания фигур, а почтенный старец и при дневном свете видел скверно. Когда шаги патруля затихли вдалеке, четверка продолжила путь.

Еще две перебежки – и они уже стояли у ворот верфи.

Сделав знак остальным оставаться на месте, один, бесшумный, как змея в траве, подкрался к окну сторожки. Заглянув внутрь, он с удовлетворением хмыкнул и, уже не таясь, вернулся к своим.

– Порядок. Колода на месте?

– Да.

– Тащите ее к забору.

Луна в свою очередь бросила взгляд в сторожку. Сторож пребывал на посту, но службу нес из рук вон плохо. Говоря без обиняков, он дрых, как сурок, уронив голову на дощатый стол, и храпел во всю мочь. Фонарь, стоя в футе от его лица, рельефно высвечивал небритую щеку, космы волос, бросал масляные блики на губы, шевелящиеся во сне.

Под столом покоилась недопитая бутылка джина. Любой, хорошо знавший сторожа, подивился бы: неужто старину Уилла сморило с жалких двух стаканов? Луна тоже удивилась. Но для человека, смотревшего в окно, увиденная картина не была неожиданностью. В «Одноруком боцмане» знали: Уилл Слоун – большой любитель картишек. Иногда ему везло, например, как сегодня: обчистил пришлого забулдыгу до нитки! Деньжат у чужака оказалось негусто; в итоге тот поставил на кон бутылку джина – последнее, что имел – и снова проиграл.

Тонким ценителем напитков Уилл не числился. А дух можжевельника напрочь отбил привкус настойки лауданума, не предусмотренной в рецептуре «Gordon's».