Андрей Мартьянов - Низвергатели легенд

– Разумеется, – кивнул барон. – Королевство Леон и Кастилия. В Иберии. [20]Гробница святого Иакова.

– Удивительная страна, – задумчиво сказал Конрад. – Иберия немного похожа на Палестину. Сухие равнины, холмы, виноградники. И сарацины. Граница с кордовскими маврами проходила по реке Дуэро, южнее – тамплиеры и рыцари-крестоносцы сражались с мусульманами за Португалию… Весьма неспокойные земли, но, надеюсь, кастильцы однажды изгонят мавров обратно в Алжир и весь полуостров примет крест. Вы знаете, там полным-полно евреев, придерживающихся как иудейского исповедания, так и морисков – крещеных. Лет семьсот назад еврейское государство Септимания на юге Франции было разгромлено королями династии Меровингов, и евреи переселились в Иберию. Но очень многое от их культуры и традиций осталось в Лангедоке.

– Вы отвлекаетесь, ваша светлость, – напомнил Ибелин.

– Ничуть! Я как раз подошел к самому интересному. К Лангедоку.

– Графство Тулузское, Каркассон, Перпиньян, – согласно подтвердил верный помощник маркграфа. – Весьма богатые и плодородные владения. Я слышал, будто там распространена ересь…

– Не так обширно, как утверждает святая Мать-Церковь, – отмахнулся Конрад. – Я побывал во всех этих городах, заезжал в знаменитый монастырь в Кастельнодари и даже заглянул в Нарбонн – самый настоящий иудейский город, евреи содержат там университет, масса синагог… Граф Тулузский – очень веротерпимый человек. В Лангедоке мне рассказывали, будто святая Мария Магдалина после Вознесения Иисуса Христа уехала из Палестины, перебравшись в Септиманию, где расселились многие евреи вслед за завоеванием Палестины Гнеем Помпеем. Так вот…

Конрад Монферратский приостановил речь и задумался. Память отлично сохранила все, даже самые незначительные моменты путешествия по Лангедоку. Он помнил резкие запахи Тулузы и красный камень домов столицы графства, желтовато-зеленую мутную Гаронну, холмы, цепь Пиренеев на горизонте. Конрад вспомнил, как поразил его выстроенный на огромной, выбивающейся из холмистой равнины скале замок: неприступный Монсегюр, сторожевое укрепление перед горами, за которыми лежали владения мавров.

В городке Безье Конрад остановился у рыцарей Ордена Храма, в странноприимном доме командорства. И тогда же впервые увидел человека, заронившего сомнение.

– Тамплиеры в Безье, – продолжил рассказ маркграф, – немного отличаются от храмовников, которых мы видим здесь, в Палестине. Они спокойны, не воинственны и будто бы проникнуты загадочностью этого края. Устав Ордена соблюдается нестрого… Ибелин, вы помните, что тамплиерам запрещено смотреть представления бродячих театров и слушать менестрелей? Так вот, рыцари из Безье в противовес правилам особо привечали одного… не знаю, как сказать. Этого человека звали Лоррейн, но, по-моему, это не имя, а прозвище. Про Лоррейна ходили самые разные слухи. Он тебе и колдун, и пророк, и шпион епископа Тулузы, и еретик-альбигоец, и кто угодно.

– А сами что вы думаете?

– Лоррейн очень необычен, – ответил Конрад, подумав. – С виду – человек как человек, лет двадцати пяти. Тощий, волосы белые и всклокоченные, голос жутко хриплый. Но все мои знакомые в Лангедоке утверждали – у Лоррейна есть дар предсказания. Нет, не думайте, он не хиромант или гадатель – последних Церковь наказывает за бесовское волхование. Лоррейн поет. Всего-навсего. Но его песни-пророчества всегда сбываются. Так или иначе. Он не говорит двусмысленностями, как библейские пророки, а ведет речь четко и ясно. Тамплиеры мне сказали, будто епископ из Алье однажды пожелал схватить Лоррейна и предать суду inquisitio, но рыцари Ордена Храма его защитили – командорство Безье пользуется огромным авторитетом и влиянием в Пиренейских предгорьях. Лоррейн как раз гостил у тамплиеров. Я попросил его спеть.

– И что? – заинтересовался Ибелин. – Вы услышали пророчество?

– Именно, мой дорогой барон. Именно пророчество, – глухо сказал Конрад. – И я ему поверил. Очень мрачные и недобрые слова о том, что однажды Лангедок – цветущая и ухоженная область – превратится в выжженную пустыню. И вроде бы это произойдет довольно скоро. Я помню некоторые слова.

Монферрат нахмурился и процитировал:

– Дальше вспоминать не стоит, – угрюмо вернулся к прозаическому слогу Конрад и исподлобья посмотрел на Ибелина. – Лоррейн показал мне разрушенный Каркассон, мертвые стены Альби, пожары в Тулузе. Кровь, смерть, пламя и ничего больше. Тамплиеры, слушавшие менестреля, только хмурились и ничего не говорили. Но хуже всего – последний куплет. Именно последний, потому что дальше петь бессмысленно, ибо не о чем. Когда разрушено все и погасло солнце, никто не складывает песен о пустоте.

– Вы помните? Вы помните эти строки? – быстро спросил барон.

– Да. Мне не хочется их повторять, но если вы, Генрих, их услышите, вы многое поймете.

И Конрад, словно будучи зачарован, повторил рефрен:

– Распятий бренный сор… – Ибелин с трудом выговорил эти слова. – Вашего Лоррейна следует отдать под церковный суд и сжечь за подобные песни!

– Ничего подобного, – возмутился маркграф. – Это не богохульство, это предсказание. Теперь-то вы понимаете?

– Нет, – отозвался бывший Иерусалимский король.

– Я в точности знаю, – медленно, с расстановкой, чтобы собеседник всей душой уяснил суть, произнес Конрад Монферратский, – что лангедокский пророк никакой не сумасшедший, не обманщик и не еретик. Он просто владеет данным Господом талантом смотреть в грядущее. Это подтверждали и рыцари Ордена Храма, и все, с кем я разговаривал в Безье. У меня есть основания верить тамплиерам. Рыцари озабочены видением столь печального будущего. Вспомните: «И на один костер взойдут и Папа, и король». Ветер разносит золу сожженных храмов. Безбожие и ересь обуяли мир, над которым царит Князь Тьмы.