Сергей Конарев - Балаустион

— Разумно, — качнула высокой прической Тимоклея. — Этим объясняется, что Пирр и его свора упустили своих афинян….

Мать, как обычно, была в курсе всего происходящего. Поймав ее глубокий взгляд, Леотихид подхватил:

— Они побежали за первыми же замеченным типами с мешками на голове, которых мои ребята вели, чтобы утопить в Эвроте. Этих дерьмовых, прости, мать, торговца пирожками и мима. А главная группа, что вела Пилона и Леонтиска, спокойно доставила их в Персику.

— Но это не все, не правда ли? — желчно поинтересовался Эвдамид.

— Да, — элименарх на миг смутился. — А, да что там… Они подкараулили моих возле реки, застали врасплох. Павсаниеву ублюдку удалось расколоть моего декадарха, Пактия. Тот выболтал, куда Гермократ отвел Пилона. Так эврипонтиды и оказались у ворот Персики.

— Пактий, этот недоношенный дундук! — скрипнул зубами Эвдамид. — Он всегда был размазней. Как он-то узнал?

— Я отдавал им приказы вместе, ему и Гермократу, — осторожно пожал плечами Леотихид, решив не высказывать претензии, что Эвдамид и Деркеллид забирают себе лучших людей, и ему приходится довольствоваться тем, что осталось. — Откуда мне было знать, что Эврипонтидам что-то известно и они наблюдают за дворцом?

— Нужно было все просчитать! — рявкнул брат. — Ты, заговорщик хренов! Этот ублюдок сдал нас с потрохами! Где он?

— Он… уедет из Спарты. Полностью осознавая свою вину.

— Боги! Столько проблем из-за одного-единственного говнюка! Прости, мать. Эврипонтиды подняли на уши всю Персику, едва не взяли ее штурмом, и это в ночь Дионисий!

— Государь… сын мой, успокойся, прошу тебя, — Тимоклея снова погладила его по руке.

— «Успокойся»! Легко сказать! Мне завтра идти на переговоры с ахейцами! Чем объяснить им, что в здании, где они проживают, по ночам творятся кровавые ужасы и носятся, ломая двери, толпы вооруженных людей! Что я за царь, если не могу обеспечить порядок и безопасность? — поинтересуются они. Не говоря уже о том, как будут вопить римляне и македонцы. Особенно римляне — после того, как двое головорезов Пирра опять учинили драку с преторианцами.

— Великая Мать, когда уже этот негодный молодой Эврипонтид перестанет возбуждать народ и тревожить нас своими выходками? — тихо проговорила вдовая царица. — Когда он умрет?

— А кто его убьет? Горгил, что ли? Он бы не способен был убить даже таракана, бегущего у него по лицу, — зло бросил Эвдамид. — Подумать только — афиненок Леонтиск больше часа был у него в руках, и он не отправил его к Аиду!

— Да, мастер смерти в очередной раз обосрался, — кивнул Леотихид. — Прости, мать. Представляете — прислал мне один труп вместо двух и записку с претензией на непредвиденные обстоятельства. Вот урод! Нужно было делать все самим, тихо и без шума.

— Уж шума будет больше, чем на большом олимпийском стадионе, это точно, — глухо простонал Эвдамид.

— Не время распускать нюни, — спокойно проговорила Тимоклея. — Нужно решать, что делать дальше.

Воцарилась тишина. Леотихид не хотел нарушать ее первым. На минуту в Охотничьем покое, где проводили ночное совещание Агиады, слово досталось очагу. Огонь плотоядно хрустел дровами, плевался алыми искрами и утробно ревел вытяжной трубой. Тени веселились на потолке, резвились на завешанных шкурами и оскаленными звериными мордами стенах, и успокаивались, отдыхали в углах. Пахло дымом и ионийскими благовониями царицы.

— Я решил, что мы сделаем, — наконец хрипло произнес царь. — Дабы утихомирить шум и отвести от себя подозрения, нужно заткнуть рты, сдав Эврипонтидам Горгила. Свалив на мастера смерти все злодейства последних дней.

— Разумеется, в мертвом виде, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Тимоклея.

— Разумеется, — мотнул черной шевелюрой Эвдамид. — Мертвый убийца не сможет ничего отрицать, не сможет рассказать и ненужной правды.

— Но… как же так, брат? — от удивления Леотихид едва не потерял дар речи. — Ведь мы разработали такой блестящий план удара по Эврипонтидам… он разом решает все проблемы. Ты ведь сам одобрил его, и обещал содействовать мастеру Горгилу! Никто, кроме него, не сможет осуществить этот замысел….

— Что? Ты еще говоришь о каких-то совместных планах с Горгилом? — Эвдамид недоверчиво выпучил глаза на младшего брата. — Опомнись, Лео! Этот человек не может ничего. И даже еще меньше, клянусь щитом Арея! Не знаю, быть может, он когда-то и представлял из себя нечто серьезное, но теперь это прошло. Наверное, он проклят богами и любое дело, каким бы он ни занялся, обречено на неудачу. Дальнейшее сотрудничество с ним смертельно опасно, ибо он своими промахами вырыл себе могилу. Ты хочешь лечь в нее вместе с убийцей, да еще и нас с матерью утянуть?

— Погоди, дай сказать….

— Нечего годить! — отрезал царь. — От Горгила нужно избавляться немедленно, пока эврипонтиды не поймали его и не заставили рассказать всю правду о ваших «невинных» совместных проделках.

— Я полностью с тобой согласен, — Леотихид поднял руки ладонями вперед. — И тем не менее считаю, что мастеру нужно дать еще один шанс. Этот план, клянусь бородой Зевса, имеет очень много шансов на успех. Более того, мы уже не можем отказаться от его исполнения — ты не забыл, что нам пришлось предпринять, чтобы заручиться «поддержкой» человека, которому уготовано привести мясника к скотине? Как теперь дать обратный ход? Сказать, что мы пошутили, живи, мол, как раньше и забудь обо всем? Не получится. Мы уже по уши в этом деле, братец, и зря ты думаешь, что еще не поздно дать обратный ход. Поздно!

— Замолчи! — выдавил из себя Эвдамид, склоняя голову перед этим, увы, весьма убедительным аргументом.

Леотихид и не подумал замолкать. Наоборот, его голос зазвучал громче и яростней.

— Мы ступили на этот путь сознательно и с решимостью, и теперь, сто тысяч демонов, не должны позволить неудачам и малодушию заставить нас отступиться и этим обречь себя на гибель. Великие боги! Я не узнаю тебя, брат! Не ты ли всю жизнь был для меня образцом мужества и стойкости, учил, что храбрость — это и есть благородство? Так почему теперь мужество оставляет тебя, быть может — в двух шагах от победы?

— Или в шаге от гибели, — пробормотал Эвдамид, но щеки его пылали — упреки младшего брата достигли цели. Тимоклея же смотрела на меньшего сына с обожанием.

— Пусть лучше скажут, что мы погибли, добиваясь несправедливых почестей и власти, чем умерли от страха за то, что дерзнули совершить только наполовину.

— Звучит одинаково — там и там смерть.

— Но страх еще никого не сделал бессмертным!

Эвдамид, не выдержав, расхохотался:

— Тебя не переспоришь, юный негодяй. Ты по рождению полукровка, выглядишь как северный варвар, но говоришь как настоящий спартанец.