Виктор Бурцев - Вечное пламя

Иногда ему начинало казаться, что он движется по кругу. Тогда Викерс брал вправо и находил дорогу. Шел некоторое время вдоль нее, а затем снова углублялся в лес. Однако некоторое время спустя перебираться через завалы стало трудно. Деревья лежали так плотно, что образовывали настоящую стену. Обходить ее через чащу старший лейтенант не решился, поэтому принял решение выбираться на дорогу.

Немецкий блокпост он увидел издалека. Два бронетранспортера. Пулеметное гнездо. Большая брезентовая палатка.

Викерс замер. Лег. И по-пластунски подполз ближе.

Блокпост выглядел так, будто его поставили совсем недавно. Однако…

Ни около деревянного свежеокрашенного шлагбаума, ни в пулеметном гнезде, ни возле палатки не было ни души. Пусто. Старший лейтенант ждал долго, но никакого движения не увидел. Разве что любопытная белка сновала туда-сюда по пулеметному гнезду, сложенному из мешков с песком.

«Бросили? Чертовщина… Или?.. – От внезапно нахлынувшей надежды он приподнялся, вскочил. – Нет! Если бы наши напали, то точно не оставили бы пулеметы… Может, местные?»

Он осторожно подобрался еще ближе. Ветер трепал распахнутые створки палатки. Пусто.

Роман, уже не скрываясь, вышел на дорогу. Поднырнул под полосатую перекладину.

Пусто!

Лейтенант забрался в палатку. Три походные койки. Какие-то мешки. Роман здоровой рукой развязал веревки в надежде найти еду. Но нет. Бумаги, какие-то личные вещи. Фотографии…

«Что за черт? Ушли? Убиты?»

Он обошел весь блокпост в поисках следов крови. Нашел целенький «шмайсер» и закинул за спину. Однако никаких других следов пребывания немцев не обнаружилось.

Викерс залез внутрь броневика. Однако и там было пусто. Топливные индикаторы стояли на нуле, будто машины встали тут, израсходовав весь запас горючего.

На всякий случай старший лейтенант размолотил найденным молотком затворную часть пулемета, зафиксировал шлагбаум в открытом положении и ушел.

Теперь он шел вдоль дороги, совсем близко. Несколько раз садился отдыхать, пережидая особо острые приступы голода. Он надеялся подстрелить какую-нибудь зверушку, однако, как назло, никакой зверь ему по пути не попался.

Ближе к вечеру измотанный Роман Викерс вышел на окраину сгоревшей деревни. Черные дома с провалившимися крышами и раззявленными окнами. Страшные. Будто несуществующие…

Роман сделал несколько шагов и опустился на колени. В воздухе горько пахло гарью, подпревшей, застоявшейся.

Для старшего лейтенанта стало очевидным, что он заблудился. То ли память подвела, то ли он где-то очень резко отклонился от маршрута… Но этой деревни не было на карте! Не было! Ни сгоревшей, никакой!

Викерс безучастно сидел в пыли, глядя, как опускается солнце.

Потом с трудом поднялся, забрался в какой-то обуглившийся сруб, у которого чудом сохранилась часть крыши, лег на пол и уснул в обнимку с автоматом.

Он проснулся ночью – от тяжелого низкого рычания и яркого света.

Старший лейтенант перекатился на спину. Здоровой рукой схватил автомат, ногой зацепил затвор, дернул. Хорошо смазанная машинка смачно лязгнула.

Роман прижал «шмайсер» к груди и осторожно высунулся из укрытия.

Через деревню двигалась колонна грузовиков. Рядом с сараем стоял мотоцикл с коляской. Воняло бензином. Слышалась немецкая речь. Один грузовик остановился у обочины. Водитель о чем-то ругался с офицером в мотоцикле. Потом грузовик начал тяжело маневрировать, стараясь вывернуть на другую дорогу. Свет мазнул по кабине и…

У Викерса расширились глаза. Это, именно это лицо он видел там, в лесу, когда заблудившийся немецкий грузовик слетел в канаву. Это лицо! Водитель, с перебитыми, изуродованными ногами! Эти чертовы усики, этот крупный бабий рот! Ошибиться было невозможно. Наконец грузовик вышел из общего потока. Викерс увидел, как тот сворачивает в сторону… Исчезает за черными скелетами домов.

Офицер рыкнул что-то водителю мотоцикла, прыгнул в коляску. Двигатель взревел и унес немца вслед за основной колонной.

«Вот так номер…» Старший лейтенант осторожно опустился на пол.

Он еще долго ворочался с боку на бок, прислушиваясь к ночной тишине. Ему даже на какой-то момент показалось, что он слышит далекое сухое кашлянье немецких автоматов. Но он ни в чем не был уверен.

Вскоре его сморило.

Когда утром Роман открыл глаза, то первым, что он увидел, были ноги человека, повешенного под самой крышей, на обгоревших, но еще целых стропилах.

Повешенный был без ботинок. В форме солдата Красной Армии.

Викерс замер.

Он точно помнил, что ничего подобного вчера вечером тут не было. Был просто сарай, большой, пострадавший от огня меньше всего. Но никаких висельников! Человека не могли повесить и ночью, Роман бы слышал…

Утром?..

Нет.

Викерс лежал в маленьком закутке, через местами обвалившуюся внутреннюю стену был виден висельник и часть сарая. В маленькое окошко можно было разглядеть улицу, по которой ночью шли грузовики.

Роман приподнялся и осторожно выглянул. Бросилось в глаза то, что следов машины не оставили, хотя такая колонна должна была раскатать грунтовку в слякоть.

На улице никого…

Викерс, стараясь ступать бесшумно, подошел к обвалившей стене и посмотрел вдоль сарая…

Они висели там все. Шестеро. Вся группа Зайцева. В огромном сгоревшем сарае деревни Лещи.

Роман повернул голову в сторону леса.

На высоком дереве висел человек. Вокруг сидели сытые, важные вороны. Болтались на ветру две оборванные веревки.

Где-то недалеко глухо зарычал гром.

Викерс обернулся. Через горизонт ползла огромная черная туча.

Роман словно увидел мир по-новому. Он огляделся вокруг. Сгоревшие дома, недвижимые, осевшие, черные. Викерс чувствовал грубые, шершавые стены, словно это его кожа обуглилась, сморщилась и застыла. Тяжелое, нависшее над головой небо. Протяни руку, и ощутишь его прохладную синеву. Все стало доступно и понятно. И гром. И первые капли дождя, что упали Роману на лицо, прокладывая светлые дорожки на закопченных, измазанных щеках. Викерс чувствовал сейчас, как медленно движется туча. Как напряженно ждет своего огненного мгновения молния в ее чреве. Роман будто сам был этой молнией, свернутой в тугой комок и вместе с тем разреженной, несуществующей, но готовой в любой момент ударить, разорвать простор! Взорваться.

Он медленно развязал повязку, удерживавшую раненую руку. Стащил гимнастерку. Поднял лицо к небу, ловя редкие, крупные капли. Обжигающие и холодные одновременно.

Он видел по-другому. Чувствовал по-другому.

И приближающийся отряд. И мертвецов на дороге. И это… шевеление в развалинах. Незаметное, странное, жуткое. Не живое и не мертвое!