Виктор Бурцев - Вечное пламя

Все смешалось в его голове. Потемнело.

И он упал, сжимая горло уже мертвого Номера.

Вот и вся война…

В лазарете проснулся, вырвался из тяжелого, как рыбацкая сеть, сна Лопухин. Он вцепился в ставший вдруг невероятно горячим, обжигающим медальон. Изо всех сил рванул его с груди. И закричал. Закричал!

И откликнулся рядом, корчась в муке штандартенфюрер Лилленштайн… маг и, если быть до конца откровенным, не совсем человек.

А лагерь откликнулся многоголосым хором оружейных выстрелов ночного, страшного боя.

Еще через два часа место, где был временный лагерь партизан, подверглось массированной бомбардировке с воздуха.

– Доложите ситуацию. – Болдин сидел на поваленном дереве. От хронического недосыпа в голове все путалось, противно, мелко тряслись руки. Он ежился, вздрагивал. Верховцев накинул генералу на плечи свой китель. – Спасибо, Владимир Филиппович. Докладывайте.

– Большие потери, до двух сотен человек. Более точно подсчитать пока невозможно.

– Много, – Болдин скрипнул зубами. – Как, черт, много.

– К тому же при эвакуации потеряли почти весь обоз, запас еды и медикаментов. Красноармейцы неведомо как вытянули под бомбами орудие. Но снарядов для него не много.

– Много и не надо… Видел я это орудие, долго не протянет. Плохо это. Без техники прорываться нам будет трудно. Да и фронт не стоит на месте, пешим ходом мы долго будем… – Болдин махнул рукой. – Отличившимся бойцам вынесите благодарности, от меня лично. Что у нас по ночному бою?

– Основные потери приходятся, насколько я могу судить, именно на него. Нападение произошло внезапно. Противник проник в расположение лагеря через южные посты.

– Как же?

– Не знаю. – Верховцев чувствовал себя отвратительно. Он лично бегал по лагерю, смотрел раны, убитых. – Судя по всему, часовые подпустили противника вплотную. Удивительно то, что враг не пользовался огнестрельным оружием.

– В этом как раз ничего удивительного нет, – вздохнул генерал.

– Почему?

– Они знали расположение дивизии. И шли за конкретной целью. Потому любой выстрел был для них провалом, демаскировкой. Потому и действовали… Ножами?

Верховцев кашлянул.

– Что такое?

– По характеру ранений я могу сказать, что… ну, в общем, ножами такие раны нанести сложно.

– Как так?

– У многих бойцов вырваны кадыки. Множество рваных ран, будто клыками… Вы на охоте бывали?

– Не интересуюсь.

– А я бывал. И на медведя ходил. Хитрый зверь. Однажды охотника подстерег, порвал. Так вот раны очень похожи были. Рваные, глубокие. Словно клыками или когтями. Резаные, впрочем, тоже были.

Болдин сжал гудящую голову ладонями, потер онемевшие щеки.

– Потери противника?

Верховцев тяжело выдохнул, но промолчал.

– Владимир Филиппович, у меня была трудная ночь, у вас, впрочем, тоже, так что давайте будем говорить все как есть. Когда мы с вами загремим под трибунал, вот там нужно будет взвешивать каждое слово.

– Так точно… – Верховцев снова вздохнул. – Я сумел насчитать десяток тел.

– Сколько?! – Генерал встал, китель упал на землю. – Сколько?!

– Десяток, – по лицу Верховцева бегали желваки. – Может быть, были и другие, но поступил сигнал «Воздух», и… Я не успел проверить и подсчитать все досконально… Понимаете…

– Но уровень потерь!..

– Да. Именно такой, как я сказал.

– Десяток немцев положил почти две сотни моих бойцов?!

– Да.

– Кто это был? Форма, знаки, что угодно!

– Понять трудно. Трупы были сильно изуродованы. У некоторых такой вид, будто и не люди вовсе. К тому же… – Верховцев сглотнул. – Умирали они не сразу. Как тот… ну…

Болдин посмотрел на майора, вздохнул.

– Вот как?

– А потом бомбардировка… Молотили так, будто не нас искали, а поле перепахивали.

– Это как раз объяснимо. – Генерал снова сел, поднял китель Верховцева, вернул ему. – Спасибо, Владимир Филиппович. Простите мне мою горячность… Я до последнего надеялся, что мы нарвались на какую-нибудь фашистскую разведгруппу. Десант, в конце концов. Но, видимо…

Он замолчал.

– Иван Васильевич… – Верховцев подсел рядом. – Мы с вами давно по окопам…

– Да уж, – Болдин усмехнулся. – Чего б хорошего, а окопной пыли мы с вами наглотались. Если бы не тот случай, быть бы вам полковником, а то и генералом…

– Я помню, – Верховцев махнул рукой. – Еще успею, если опять глупостей не наделаю. Я не про то хотел поговорить. Мы с вами давно вместе воюем…

– И что интересно, все время с немцем, – пробормотал генерал.

Верховцев сбился.

– Говорите-говорите, Владимир Филиппович, – кивнул Болдин.

– Я не понимаю, с чем мы имеем дело. Что это? Откуда? Спецвойска абвера?

– Да, – просто ответил генерал. – Именно так. Спецвойска. Хотя я и сам до конца не понимаю. Особенно тот случай, ну, вы понимаете… с полицаем этим.

Верховцев поежился.

– Конечно, этому есть объяснение. Правда, лежит оно в области совершенно несерьезной. Увы. Так что давайте будем считать, что мы имеем дело с новым оружием, вооружением, подготовкой. И солдатам надо донести то же самое. Новые, скрытые средства защиты… Ну, какие-нибудь бронекителя. Или бронежилеты. Не знаю. Меня не это тревожит… Понимаете, Владимир Филиппович, когда перед вами противник, вы, так или иначе, имеете возможность с ним справиться. Может быть, большими жертвами, может быть, потребуется новое оружие, может быть, в конце концов, гранатами закидать! Но в этом и есть главная трудность… Противника надо увидеть! А судя по тому, как близко их подпустили караульные, это и есть основа боевой мощи нашего врага. Кто первым открыл огонь? Каким образом их обнаружили?

– Тревога поднялась от лазарета. Часовой…

– Жив?

Верховцев покачал головой.

– Погиб. Я его видел. В горло одному из этих… вцепился. Да так и умер…

– Герой.

Они замолчали.

– А где, говорите, он стоял? – встрепенулся Болдин.

– У лазарета.

– А зашли они с юга?

– Так точно.

Болдин встал, прошелся. Помахал руками, стряхивая с себя остатки сна, усталости.

– Эх, чайку бы!

– Я думаю это можно организовать.

– Бросьте. Сначала накормить солдат! И через полтора часа собирайте ко мне офицеров.

Верховцев поднялся, но Болдин его остановил:

– Что по нашему немцу?

Майор досадливо крякнул.

– Молчит, курва… Не могу я, Иван Васильевич, не по моим зубам орешек. Угроблю его только. И так видно, что душа едва держится.

– Ладно, форсированные допросы прекратить. Идите…

Болдин остался один. Невдалеке маячили фигуры охраны. Усталые, небритые бойцы зло зыркали по сторонам.

– Чертов полковник, – пробормотал Болдин. – Чертов полковник. – А потом добавил: – Нет ничего случайного.