Валерий Самохин. - Спекулянтъ

Газеты, меж тем, были моментально раскуплены. Заглянув через плечо знакомого купца, читавшего "Вестник", Омельянчук профессионально выделил фамилии арестованных. " Поляков…Шнеер…Уринсон…Шнеер… Черт, у меня же бумаг абрашкиных на сто семьдесят пять целковых лежит. На старость отложенных. Если братьев евойных схватили, то и за нашего Шнеера примутся…".

Городовой свистнул одного из босяков, крутившихся рядом:

– Бегом ко мне домой и скажешь Марфе Петровне, чтоб все бумаги "Юго-восточного товарищества" несла к маклеру. Пусть срочно продает. Все запомнил?.. Тогда марш – одна нога здесь, другая – там.

Оставалось надеяться, что малец ничего не напутает: отлучаться с поста было рискованно, слишком уж зверствовал с утра начальник управления. Еще позавчера, поутру, замолчал телеграф, и ремонтная бригада уже третьи сутки не может найти поломку. Потом по городу поползли слухи о возможных погромах, хотя о причинах не было ни звука. Молчали и осведомители. Вся полицейская управа была переведена на усиленный режим.

Омельянчук заметил направляющегося к нему сына купца Черникова. "А ведь сильно изменился Дениска после случая с молнией. Повзрослел будто. И взгляд какой стал… Как дробовик заряженный навел…" – заинтересованно, взглядом бывалого охотника, отметил он…

– Здравствуй, дядька Архип.

– И тебе не хворать.

– Куда мальчонку-то отправил?

Омельянчук замялся. Но потом – знакомец, все-таки, хороший, – горячо зашептал:

– Шнеера за микитки брать будут. А у меня бумаг евойных полно…

– Продать решил?

– Ну да. Сейчас все купцы сполошаться, и к вечеру по полтине за рупь не получишь…

Теперь задумался уже Бесяев. Наказать Шнеера и помочь отцу – дело хорошее, но не хотелось, чтоб страдали посторонние. Да и городовой был ему симпатичен: никакого сравнения с родными ментами. За неделю, проведенную здесь, Денис успел оценить профессиональные качества рядового стража. А о человеческих ему рассказывал Федька: и про то, что подношений не принимает, и как босоту леденцами с невеликого жалованья угощает…

– Слушай внимательно, дядька Архип: два раза повторяться не буду. Все, что продашь поутру, в обед откупишь обратно. Когда давать будут не полтину, а по двадцати, может даже по десяти, копеек за рупь бумаги. Откупишь на все деньги. Но, к концу торгов, чтоб ни одной бумаги у тебя не осталось! Запомнил, дядька, не напутаешь? – Денис дождался ответного кивка ошеломленного городового. – Но, чтоб ни одной живой душе, иначе – пиши, пропало!..

Биржа не гудела, нет. Она орала и вопила как ведьмы на шабаше в Вальпургиеву ночь. Председатель биржевого комитета Яков Моисеевич Левензон счастливыми глазами смотрел на обрывок телеграфной ленты, доставленной срочным посыльным. Телеграмма была подписана его давнишним агентом: журналистом-пронырой, печатавшимся под псевдонимом Северский и имевшим прямые источники в высших кругах. Текст телеграммы расплывался перед глазами и читался урывками: "Высочайшие извинения…банкир Поляков зпт его товарищи облыжно оболганы… принят Зимнем дворце тчк… обласкан императорскими милостями…".

Последние часы градус настроения председателя биржевого комитета был на точке замерзания. Он успел скинуть малую часть принадлежавшего ему пакета акций "Юго-восточного товарищества" по семьдесят пять копеек. В последние минуты не давали даже и пятнадцати. Убытки исчислялись тысячами. И вот он – нежданный и радостный поворот…

Мозг прожженного спекулянта защелкал деревянным стуком бухгалтерских счет. Яков Моисеевич звонком вызвал в кабинет своего доверенного помощника:

– Подойдешь к Лазарю Соломоновичу и скажешь, чтобы начинал скупать. Только осторожно. И ни звука!..

Через час текст телеграммы стал известен последнему бродяге в городе. Акции "Юго-восточного товарищества" шли за полтора номинала от прежнего и уверенно двигались к двум рублям.

К полудню следующего дня эксперты – криминалисты полицейского управления Уфимского губернии выдали заключение о подложности специального выпуска "Биржевого вестника" и телеграммы, подписанной журналистом Северским…

"Юго-восточное товарищество" рухнуло на шестьдесят пять копеек за рубль номинала…

– Итак, бать, давай считать, – Денис выкладывал на стол кабинета плотные пачки ассигнаций.

– Может под охрану, в банк сдадим? – спросил Иван Кузьмич. – Ведь, страсть, какие деньжищи.

– Чтоб каждая собака в городе знала, сколько у тебя денег невесть откуда взялось?

– И то верно. Да, чуть не забыл – дядька Архип, городовой наш, поклон низкий тебе передавал.

Денис хмыкнул:

– Значит, послушался совета. Ну и славно – хорошим людям завсегда приятно помочь…

С сомненьем, повертев в руке перьевую ручку, обмакнул ее в чернильницу.

– Что у нас получается. Пять тысяч собственного капитала и двадцать – заемного. Средний ценник покупки – двадцать копеек за акцию. Средний ценник продажи – рупь сорок. Все это – за вычетом маклерского процент. Общий итог: семикратный подъем. Сто семьдесят пять тысяч, как одна копеечка.

– До сих пор не могу поверить, сынок, что ты смог такое удумать. Такие капиталы даже удачливые купцы долгие годы зарабатывают, – с явной гордостью за сына произнес купец.

– Минусуем двадцать тысяч заемных, пятьдесят тысяч на выкуп закладных, и…под сколько процентов была ссуда?

– Под десять, чтоб им пусто было!

– Значит еще минус пять. Итого: в чистом остатке сто тысяч. Неплохо, за неделю работы, – удовлетворенно хлопнул себя по коленям Денис.

– А что дальше будешь делать, сынок? – осторожно спросил Иван Кузьмич. – Дело свое будешь открывать, али как?

– Дело?..

О дальнейшем Бесяев еще не задумывался. Можно, конечно, было уютно устроиться и в этом мире. Уехать за границу, чтобы вдали пережить все потрясения, ожидающие его родную страну. Жениться, воспитывать детей и наслаждаться жизнью.

Имея стартовый капитал и зная ключевые моменты истории, обеспечить безбедное существование себе и потомкам. И в старческой ностальгии жестоко сожалеть о том, что можно было попытаться многое изменить. Но, будет уже поздно. А чтобы иметь возможность влияния, нужны деньги. Очень большие деньги. И на бирже их не заработаешь.

Дениса всегда смешила фэнтэзи, в которой главный герой, оказавшись в прошлом, зарабатывает состояния биржевой игрой, используя котировки будущего. Да самый тупой маркет-мейкер сожрет с потрохами любого дилетанта, владеющего хорошими суммами.

Вспомнился хрестоматийный пример восьмидесятых, когда индекс доу-джонса рухнул без всяких видимых причин. Ни тогда, ни позже, внятных объяснений этому не последовало. Но по рынку бродили упорные слухи: один из Центробанков решил поиграться. И был жестоко наказан – чтоб другим неповадно было.