Олег Авраменко - Принц Галлии

— А если он уже пошел на дело? — встревоженно спросил Гастон.

— Исключено. Сегодня ночью госпожа Маргарита может спать спокойно. Покушение состоится завтра.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Во-первых, Рикард Иверо сейчас пьян, как бревно…

— Бревно не пьет вино, — заметил Гастон.

— Зато люди подчас напиваются до такой степени, что превращаются в бесчувственные бревна. Я напоил его именно до такого состояния. Это во-первых. А во-вторых, Рикард Иверо сам признался мне, что покушение назначено на завтра. Когда я увидел, что он теряет над собой контроль, то завел с ним разговор о Маргарите. Виконт сразу же начал плакаться мне в жилетку, твердил, какая она жестокая, бессердечная, извращенная. Потом бухнул что-то о плахе, потом о топоре и по секрету сообщил, что завтра ночью произойдет такое, что заставит нас содрогнуться от ужаса. После этого он вырубился окончательно.

— Понятно, — сказал Филипп, чуть поостыв. — Но все же…

— Не беспокойся. На всякий случай я поставил Жакомо сторожить покои принцессы. Он спрятался в нише под лестницей и до самого утра глаз не будет спускать с ее двери. Так что и сегодня она в полной безопасности.

— И на том спасибо, — снова проворчал Гастон. — Успокоил…

— А я вот одного не понимаю, — отозвался Симон. — Причем здесь топор, о котором говорил виконт Иверо? Он что, собирается зарубить принцессу?

Д’Альбре устремил на своего зятя такой взгляд, как будто ожидал, что тот с минуты на минуту должен превратиться в осла.

— И за кого я только выдал мою единственную сестру! — удрученно пробормотал он.

— Любого преступника не покидает мысль о наказании, — снизошел до объяснения Филипп. — Это становится его навязчивой идеей. Поэтому Рикард Иверо и сболтнул о плахе с топором. Он прекрасно понимает, какое наказание ждет его в случае изобличения… гм… возможно.

— Что значит твое «возможно»? — оживился Эрнан.

Филипп чуть помешкал, потом вздохнул:

— Ладно, расскажу. Только воздержись от комментариев, Гастон, прошу тебя наперед… Как вы уже знаете от Эрнана, вчера я провел ночь с Маргаритой. Но это получилось неумышленно; поначалу она просто хотела излить мне душу…

— Видать, излияние получилось на славу, — заметил Гастон. — Хотел бы и я…

— Прекрати, Гастон! — рявкнул Эрнан. — Тебя же по-хорошему просят заткнуться. Еще одно слово, и я надаю тебе по лбу. Продолжай, Филипп.

— Поэтому я не стану пересказывать весь наш разговор, а лишь вкратце сообщу то, что имеет отношение к делу. Итак, первое. Маргарита решила выйти замуж за графа Шампанского…

— Искренне ему сочувствую, — вставил Гастон и тут же получил от Шатофьера обещанный щелчок.

— Однако, — продолжал Филипп, — любит-то она своего кузена Иверо.

— Да что ты говоришь! — это уже не сдержался Эрнан. Он не обратил никакого внимания на щелчок, который не замедлил вернуть ему Гастон. — Она все еще любит его?

— Ладно, скажем иначе: он ей очень дорог. Но если вы хотите знать мое мнение, то после вчерашнего разговора с Маргаритой я убежден, что она в самом деле любит его и страстно желает помириться с ним. Однако он отвергает любые компромиссы и твердо настаивает на браке.

— Ничего не понимаю, — пожал плечами Симон. — Если она любит виконта Иверо, почему выходит за графа Шампанского?

— Я тоже не понимаю, — признался Филипп. — Поступки женщин зачастую не поддаются логическому объяснению. Поэтому я не уверен, что Рикарда Иверо ждет казнь или тюрьма.

— А что, по-твоему, брачное ложе? — осведомился Гастон.

— Не исключено. В конце концов, виконт не преступник, а сумасшедший. Он просто помешан на Маргарите, и граф Бискайский решил воспользоваться его безумием.

— Значит, ты думаешь, что принцесса может простить виконта Иверо?

— Такой исход вполне вероятен. Маргарита женщина парадоксальных решений. Узнав обо всем, она может без лишних разговоров вцепиться ему в горло, но может и броситься ему на шею, растроганная такой пылкой и безумной страстью, готовностью скорее убить ее, чем уступить кому-нибудь другому.

— Ты не шутишь?

— Отнюдь. Насколько я понял, Маргарита панически боится потерять Рикарда Иверо, но никогда не рассматривала эту перспективу всерьез. Даже попытку самоубийства она восприняла как обычный шантаж с его стороны. Однако в последние дни ее начали мучить дурные предчувствия, и вчерашний разговор со мной она затеяла в подспудной надежде, что я сумею убедить ее пересмотреть свое решение насчет замужества.

— То есть, она хотела, чтобы ты уговорил ее выйти за виконта?

— Вот именно. Но я не стал этого делать. Напротив, я приложил все усилия к тому, чтобы она не передумала.

— Почему? — спросил Симон.

— Да потому, что меня не устраивает брак Маргариты с Рикардом Иверо; мне ни к чему укрепление королевской власти в Наварре. И коль скоро на то пошло, мне вообще непонятно, зачем она существует, эта Наварра — искусственное образование, слепленное из кастильских и галльских земель.

— Следовательно, — отозвался Эрнан, — ты против примирения принцессы с виконтом?

— Решительно против.

— В таком случае, ты должен согласиться, что ей нельзя ничего рассказывать, пока он не будет изобличен публично.

После секундных размышлений Филипп утвердительно кивнул:

— Пожалуй, ты прав.

— Значит, ты позволяешь мне действовать по моему усмотрению?

— Э нет, дружище, хватит самодеятельности. С этого момента командовать буду я. Сейчас ты ляжешь в кроватку, пару часиков поспишь, а на рассвете сядешь на Байярда и к полудню доберешься до Памплоны. Я дам тебе верительное письмо — предъявив его, ты будешь немедленно принят королем… Что качаешь головой? Не согласен? Отказываешься повиноваться своему сюзерену?

— Отказываюсь категорически. Ты снова предлагаешь мне стать доносчиком.

— Но какой же это будет донос?!

— Самый обыкновенный донос. И кроме того, — вкрадчиво добавил Эрнан, — уверен ли ты, что дон Александр захочет предавать огласке это дело? А не решит ли он замять некоторые его аспекты?

— То есть как?

— Элементарно. Король весьма благосклонен к Рикарду Иверо и мечтает женить его на своей дочери. К тому же отец виконта, дон Клавдий, очень влиятельный вельможа, дядя императора по жене, в кастильской Наварре его почитают гораздо больше, чем самого короля, и дон Александр может не захотеть вступать с ним в конфликт…

— Давай покороче. К чему ты клонишь?

— А не получится ли так, что король, выслушав меня, велит арестовать графа Бискайского, свалит на него всю вину, а Рикарда Иверо представит героем, расстроившим его преступные замыслы? Предварительно он, конечно, шепнет Маргарите: «Либо ты, доченька, выходишь за него замуж, либо я твоему милку буйну головушку отрублю», — и если она любит его, то, безусловно, согласится… Ну, отвечай! Не исключен ли такой вариант?