Урсула Ле Гуин - Орсиния (сборник)

Ну что ж, все это просто прекрасно! Все здесь, оказывается, очень добры и влюблены в друг друга! Только с какой стати ему-то она все это говорит? Да нет, пусть продолжает, пусть выходит за своего чертова вдовца, не все ли равно…

— Я полагаю, на этом все и кончится, — вдруг сказал он.

— Что кончится, Итале? Он только рукой махнул.

— Да наша с тобой дружба! Та часть нашей жизни, когда все мы друг друга понимали.

— Совсем не обязательно! — возразила она тем же высоким, «дамским» голосом. — И когда ты будешь приезжать в Айзнар, то мы, я надеюсь, будем с тобой видеться. А летом, возможно, будем встречаться еще и в Малафрене…

— Вряд ли. Мы покинули Малафрену, — сказал Итале. — Хотя мне понадобилось немало времени, чтобы это усвоить. Жизнь — это не замкнутое пространство, а вечная дорога; и если что-то оставишь позади, там оно и останется, и отныне будет для тебя как бы потеряно. Повернуть назад ты никогда не сможешь. Вот так. А потому мы с тобой, скорее всего, больше не увидимся.

— Может быть, — кивнула она, соглашаясь.

Последовало длительное молчание.

— Ты счастлив в своем Красное? — спросила вдруг Пьера.

— Счастлив? Нет, по-моему, не особенно. Но я делаю то, зачем туда приехал.

— Я иногда читаю твой журнал.

— Неужели вам здесь разрешают читать столь сомнительное издание? — Итале с мрачной усмешкой окинул взглядом стены и двери.

— Не здесь, конечно. Знаешь, твои статьи стали очень интересными.

— Не знаю уж, чем тебя так заинтересовала жизнь краснойских ткачей, ютящихся в трущобах, но все равно спасибо. — В ее голосе он слышал искреннюю поддержку, в своем — сплошное лицемерие. Так что продолжать этот разговор было ему уже не под силу. — Я должен идти, Пьера, — сказал он бесцветным тоном, и она повернулась к нему. — До свидания.

И она, взяв его руку обеими руками, прошептала:

— До свидания, Итале!

Вот и все. Выйдя на площадь, он остановился у двухъярусного Кругового фонтана — сплошного переплетения серебряных струй — и машинально посмотрел на часы; они, как всегда, показывали половину третьего. Он вспомнил, что колокол на кафедральном соборе только что прозвонил: должно быть, уже шесть. По всей видимости, он безнадежно опоздал на встречу с двумя весьма полезными и богатыми людьми, которые, кажется, готовы были поддержать журнал материально. Он поспешил в кафе, где была назначена встреча. «Жизнь — это дорога, — услышал он в ушах свой собственный голос, и слова эти прозвучали бессмысленно и лживо. — Жизнь — это не замкнутое пространство, а вечная дорога…» Ну да, совершенно точно: это дорога, ведущая в никуда, все дальше и дальше, без цели, без смысла… И невозможно повернуть назад или хотя бы остановиться; у этой дороги нет конца; и лучше всего идти по ней одному, никому не предъявляя никаких требований, ни перед кем не ставя никаких задач. И пусть мертвые хоронят своих мертвецов!

Двое мужчин, с которыми он все же успел встретиться в кафе, были довольно молоды; один только что закончил семинарию, второй пытался баллотироваться, но пока неудачно, в депутаты ассамблеи, заседание которой должно было состояться в сентябре этого года в Красное. Они были в восторге от того, что Итале так хорошо знаком с их собственными проблемами и надеждами. Заметив это, он почему-то почувствовал к ним неприязнь и отвечал на их многочисленные вопросы все более сухо, а порой даже грубовато, но разочаровать их оказался не в силах. Распрощавшись с ними, Итале поспешил в гостиницу, куда перебрался после отъезда Палюдескаров. Он заказал себе отбивную, попросил принести обед ему в номер, уселся за стол и принялся просматривать местные издания и собственные записи, скопившиеся за последние несколько дней. Две недели пребывания в Айзнаре, похоже, оказались весьма полезными. Он нашел деньги для обоих журналов, собрал кое-какие материалы, и среди них были даже талантливые, отыскал богатых меценатов и немало поклонников своих изданий среди представителей среднего класса, следовавшего либеральной традиции, установленной в прошлом веке. Все это обнадеживало, но Итале был по-прежнему мрачен. Он привел в порядок документы, съел давно остывший обед и снова сел за работу. Ничего не поделаешь, вперед придется идти одному; бессмысленно искать себе спутника где-то в оставленном позади прошлом. Считай, что счастье еще возможно, делай свою работу как следует и не жалуйся. Только так. И живи один; чтобы быть свободным, необходимо жить в одиночестве.

У него разболелась голова, и он, желая унять боль, часов в одиннадцать вышел немного прогуляться. Улица Фонтармана была исчеркана черными черточками и пятнами теней от ветвей деревьев, просвеченных теплым светом, падавшим из окон домов; дул легкий ветерок, и вечерняя темнота казалась живой из-за шороха листьев, тихого говора и шагов прохожих. Вдруг кто-то окликнул Итале из-за столика уличного кафе. Он узнал этого человека: итальянец, Санджусто.

— Выпейте со мной кофе, Сорде!

Итале остановился, но за столик садиться не стал.

— Я хотел заглянуть в собор…

— О, у нас ведь нынче Пасха! Я тоже с вами пойду, вы не возражаете? Счет, пожалуйста! Пять кофе. — Дальше они пошли вместе. — В понедельник я уезжаю в Англию, — сказал Санджусто. — Но теперь мне уже и уезжать отсюда не хочется, хотя я гораздо лучше говорю по-английски. Мне нравится ваша страна, нравится Красной. И этот Айзнар тоже нравится. И зачем только я в эту Англию собрался! — Он рассмеялся, показав крепкие белые зубы. — Впрочем, порой неплохо все же выбраться за пределы империи, верно? Но я думаю, что скоро вернусь сюда.

— Надеюсь, вас впустят после того, как мы опубликуем статьи, которые вы нам пришлете из Англии, — заметил с Улыбкой Итале.

— О, здесь меня считают куда менее опасным преступником, чем на родине. Да и полиция ваша не так шустра, как у нас, в Пьемонте. Но останавливаться в Вене, чтобы получить разрешение на въезд, я точно не буду…

— А что, если мы подпишем ваши статьи псевдонимом?

— Почему бы и нет? В Турине я, например, был «Карло Франчески». А вы, между прочим, выглядите усталым, Сорде.

— Я действительно устал.

— А я переполнен кофе, словно корабль, который вот-вот потонет. Каждый вечер я только и делаю, что пью кофе… Чем мне, собственно, еще заниматься?… — Он снова засмеялся. — Такая у меня жизнь!.. Нет, вы только взгляните на этих бедолаг, — прошептал он, когда они миновали двоих полицейских, весьма импозантно выглядевших в имперской форме, — как же им хочется домой, в свою Богемию, или откуда там они приехали! А впрочем, всем нам в пасхальную ночь хочется домой! Мы бы, например, непременно поплыли к мессе на лодке через озеро…

— Какое озеро?

— Лаго д'Орта, — сказал Санджусто, произнося это название с каким-то особым удовольствием и нежностью.