Урсула Ле Гуин - Орсиния (сборник)

Они подошли к собору; двери его были распахнуты; в полумраке поблескивало золото внутреннего убранства. Через площадь к собору со стороны старой части города направлялась небольшая процессия — монахини и воспитанницы, укутанные в шали. Итале узнал серые платьица девушек из монастырской школы — в таком же была сегодня Пьера… Она, без сомнения, сейчас среди старших девушек, идущих сзади с покорно опущенными головами. Только вряд ли она хочет видеть его, да и он не сумеет отыскать ее среди одинаковых стройных девичьих фигурок, укутанных в шали…

— Милые утятки, — сказал Санджусто. — Я их часто вижу днем, когда они выходят на прогулку — такие чистенькие, аккуратные, глазки сияют и все вокруг замечают! Мне нравятся девочки из монастырских школ; образование они всегда получают неплохое. Простите, я не оскорбляю ваших религиозных чувств своей болтовней?

— Нет! — рассмеялся Итале.

— Мне бы очень хотелось повидать те горы, откуда вы родом. Когда вы вчера рассказывали о них, я подумал, что все это очень похоже на мою родину.

— Я бы очень хотел, чтобы вы смогли поехать туда со мной, Санджусто.

— Вот и прекрасно! Все еще впереди. Если научиться ждать, все ожидаемое непременно случится. Это я испытал на собственном опыте. Научиться ждать — вот отличное занятие для изгнанника! Хорошо, я буду помнить о вашем приглашении, Сорде. Спасибо. Но пойдемте, месса уже начинается. — И они вошли в церковь, полную томления пасхальной ночи.

— Христос воскрес! — ликуя пел хор, и музыка звучала в ночи, точно свет зари. И светлая радость омыла вдруг сердце Итале, так дождь омывает порой камень на перекрестке, и он, точно бриллиант, вспыхивает в солнечных лучах, что внезапно прорываются сквозь тучи.

Этим сентябрьским утром деревенские женщины, торговавшие на центральном рынке Красноя луком, яблоками, сметаной, сыром и другими плодами садов, огородов и молочных хозяйств, еще до полудня распродали свой товар и собрались с пустыми корзинами и бидонами домой, надеясь сесть на какую-нибудь попутную телегу, однако Пройти через площадь кафедрального собора им не дали. Австрийская полиция и большой отряд дворцовой стражи в алых мундирах уже перекрыли одну улицу и очищали от народа вторую, громко требуя разойтись. Над конскими головами покачивались каски, поблескивали кокарды; лошади нервно прядали ушами, золоченые пуговицы мундиров сверкали в лучах солнца, еще по-утреннему неяркого, но уже начинавшего припекать. Те, кому удалось подоит» ближе к площади до того, как их остановили и сбили в толпу, могли видеть, что целый батальон гвардейцев выстроился рядами перед входом в собор.

— Ишь, стоят, как красные кегли, — заметила толстая, могучего сложения крестьянка из Грассе.

— Да пусть себе стоят, коли велено, да только мне-то это стояние вовсе ни к чему, меня уж ноги не держат, — откликнулся ее сосед, высокий худосочный мужчина, и нервно подвинул мешавшую ему корзину, что висела на руке у матроны.

— Да уж, матушка, рядом с твоими козьими сырами долго не простоишь! — с улыбкой встрял в разговор другой мужчина в фартуке сапожника, сутулый от вечной согбенной позы, в которой ему приходится забивать гвозди в чужие башмаки, и беззубый из-за дурной привычки всех сапожников держать гвозди во рту.

— Что, небось сырку захотелось? — смело поддразнила его стоявшая рядом худенькая женщина.

— Мам, это парад? — звонко спросила толстую крестьянку девочка лет семи, явно ее дочка. — А помнишь, какой парад был в Грассе в День Святого причастия, со всякими золотыми штуками?… Мам, а что такое «самблея»?

— Мне-то откуда знать? — удивилась ее мать. — Эй, сапожник, ты часом не знаешь, чего это здесь такую толпищу собрали да солдат столько нагнали?

— Да им просто делать нечего, горожанам этим! — сердито воскликнула вторая женщина.

— Сегодня великий день, матушка, — сказал сапожник, изо всех сил стараясь перестать улыбаться и придать лицу серьезное выражение, — ты разве не знаешь? А мы тут некстати подвернулись, вот и все. Зато теперь увидим, как мимо ассамблея проследует.

— Не знаю, кто уж тут «некстати подвернулся», а я, например, просто мимо шел! — раздраженно заметил какой-то чиновник, которого в этот момент толпа буквально выдавила из своих рядов, и он неожиданно оказался у сапожника прямо перед носом. — Если бы эти чертовы стражники не начали людей в кучу сгонять и не топтали их лошадьми, я бы сейчас уже в конторе спокойно сидел!

В десять утра люди на площади услышали, как зазвонили колокола — в церкви Святого Стефана под горой и в церкви Святого Роха в Старом городе; но большой колокол кафедрального собора молчал. Он молчал еще по крайней мере минут пятнадцать, а потом вдруг все колокола на звоннице зазвонили разом, да так громко, что по спине мурашки бежали от этого перезвона, перемежавшегося мерными глухими могучими ударами большого колокола.

— Да с какой стати поднимать такую шумиху? — возмущался нервный чиновник, а деревенские женщины молча крестились.

— Колокола звонят потому, что Господь благословил ассамблею, — пояснил сапожник-всезнайка. — А теперь, матушка, — обратился он к толстой крестьянке, — смотри внимательно: они сейчас выйдут и направятся по улице Тийпонтий прямо к парку.

— А зачем Господь эту «самблею» благословлял, ма? — недоумевала маленькая дочка крестьянки. — Ой, глядите, глядите! Ой, Господи Иисусе, нет, вы только посмотрите на них!

Представители трех штатов королевства вышли из дверей собора Святой Теодоры в том самом порядке, какой был предписан указом от 1509 года: архиепископ и его коллегия, а также высшее духовенство десяти провинций следовали строго в порядке иерархии и в соответствующем облачении; за ними выступали представители знати из всех десяти провинций Орсинии в латах или парадных одеждах и тоже в соответствии с иерархической принадлежностью, и каждого из них сопровождал оруженосец, демонстрировавший всем фамильный герб того или иного дома; последними шли представители третьего сословия в черных сюртуках и шляпах или дорогих меховых шапках, хотя и не из меха горностая или соболя. Эту процессию, направлявшуюся к королевскому дворцу, сопровождали, отдавая ей честь, королевские гвардейцы, а во дворце ее поджидали сам король, ректор Королевского университета, мэр Красноя и главы восьми Великих Гильдий. Приветствуя пышную процессию, где-то далеко, в парке, нежно пропела труба. Над толпой взлетели радостные приветствия при виде нескольких знакомых лиц из числа депутатов третьего сословия — представителей столицы, Орагона и Ракавы. Как только были сняты кордоны, толпа рассыпалась по улицам, и многие последовали за процессией. Ну а деревенские жители двинулись через площадь к своим телегам, чиновники поспешили в конторы, а сапожники — к своим заказчикам.